– Мы вас не подведем, Борис Семенович! У нас вся технология отточена.
– Но ведь совсем без нарушений тоже не получится.
– Не получится, – тонко согласился Игорь. – Но свести к минимуму сумеем. В любом случае мимо вас ничто не пройдет: все заметные сделки будем визировать у вас. – А вот это как раз не обязательно. Ограничение одно – то, что на балансе у банка, без моей визы категорически не распродавать. За это отвечаю в первую голову! Ну и, конечно, дебитовочку под контроль. В остальном у вас полный карт-бланш. Я вам доверяю. Гуревич почмокал полными губами. Понимая, что сейчас услышит самое главное, Игорь внимательно вытянул длинную шею, нависнув над собеседником. Борис Семенович невольно отпрянул.
– Извините, дурная привычка, – Кичуй отодвинулся.
– У всех у нас есть привычки. Но работать-то вместе. Стало быть, надо развивать привычку терпеть чужие привычки, – Гуревич хохотнул. – Вы хоть представляете себе, дорогой Игорь Сергеевич, какое на меня начнется давление? Ведь каждый захочет, чтоб его интересы были учтены. А так не бывает. И если мы с вами в одной обойме, то весь груз снаружи принять придется мне.
– Это мы понимаем. И, поверьте, ценим. Вся возможная помощь вплоть до охраны…
– Ну, охрана само собой. Но ведь, совершая сделки в интересах вкладчиков, мы не должны забывать о поощрении наиболее ценных сотрудников. Здесь ведь не всегда можно зарплатой ограничиться. В частности, я приведу людей. И вы понимаете…
– Понимаю, – обрадовался Игорь, не знавший, как самому подступиться к скользкой теме. – Всё понимаю. Об этом даже не волнуйтесь. Продумаем схемы, чтоб иметь возможность на каждой сделке вычленить кэш. Так что фонд для вашего поощрения создадим… То есть вашей команды, – поспешно поправился Игорь. Боясь реакции Гуревича, поднял глаза. Но опасения не оправдались. Борис Семенович к оговорке отнесся вполне снисходительно.
– В правильном направлении мыслите. Детали потом отрегулируем. Но, Игорь Сергеевич, – он значительно поднял палец. – Про то, что мы обговорили, – только между мною и вами.
– Даже не волнуйтесь!
– Я к тому…
– Извините.
– … Что, пожалуй, даже Ивана Васильевича не стоит этими мелочами грузить. Надо ли летающему меж облаками орлу вглядываться в нашу обыденность? Вы согласны?
– Разумеется.
– Вот и чудненько, – Гуревич с усилием поднялся. Ткнул пальчиком в поджарый живот президента банка. – Так что, бум работать?
– Ой! Бум! – заверил Кичуй.
– И славно. И хорошо, – Гуревич потянулся со вкусом, так что рубаха поползла из брюк, обнажив крупный, будто разваренный пельмень, пупок. – Господи! Даже не верится, что не надо больше по утрам ездить в этот опостылевший центробанк. Выслушивать всякие ЦУ. Я – свободный человек! Как же это чудненько! Можете не провожать. Теперь будем по-свойски. Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!
Он вышел, оставив президента банка несколько озадаченным.
3
Иван Васильевич Рублев на своей подмосковной даче пил с дочерью вечерний чай. Пил пятый раз за день, чтобы хоть чем-то занять установившуюся внутри пустоту. Судьба словно задалась целью проверить его на прочность. Сначала утрата документов по «кондитерке», после чего фактически разорвались отношения с Мананой. Отношения, ставшие важной частью его жизни. Затем – одна за другой смерти мальчишек, особенно – Дерясина, которую ему не отмолить по гроб жизни. Рублев, помимо воли, тяжко выдохнул. – Довольно, папуля, – Инна накрыла руку отца своей. – Итак высох за эти дни. Хватит себя гнобить. Пойми, наконец, – ты ни в чем не виноват! Если на то пошло, это я – дура. – Ты-то тут причем?! – Очень даже при том. Ведь на самом деле мы с Андрюшкой встречались. Уже после замужества. Как любовники. Она встретила изумленный взгляд отца, горько опустила голову. – Я ведь его одного, пожалуй, всерьез любила. Он, папа, замуж предлагал. А я вот – побоялась всё заново. Может, потому и решился на такое, что – отказала. – Да полно тебе! – притворно вспылил Рублев. Теперь уже он счел необходимым утешить дочь. Инна была на сносях. С неделю перехаживала. Схватки ожидались всякую минуту. И сейчас они ждали рублевского водителя, чтобы отвезти ее в московскую квартиру, а оттуда утром – в роддом. Нервничать ей нельзя было категорически.