Она вышла. Гуревич проводил ее задумчивым взглядом. Еще поколебался. Разыскал в записной книжке телефон Подлесного, набрал:
– Здравствуйте. Это Гуревич. Передайте вашему хозяину – только что неизвестная женщина предложила мне купить документы по кондитерскому холдингу.
– Задержите под любым предлогом. Выезжаем.
– Уже ушла.
– Фамилия? Адрес?
– Она не назвалась.
– И что, вы ее просто так отпустили? – голос на другом конце сделался уничижающе-недоуменным.
– А вы что хотите? Чтоб глава администрации банка сам скупал пропавшие документы и потом передавал их на сторону? – огрызнулся Гуревич.
– М-да. Но хоть?…
– Через десять дней она мне позвонит. Тогда я сообщу вам, и вы… перехватите.
– Ну-ну, – недоверчиво произнес Подлесный. – Опишите ее.
– Да чучело в женском обличье.
В коридоре зацокали каблучки. – И еще передайте. Примерно через неделю в Москву для подписания договоров с «Возрождением» приезжает некто Рональд Кляйверс, полномочный представитель
В кабинет, в коротенькой венгерской дубленке и пушистой кремовой косынке, присыпанной снегом, влетела ненаглядная сестренка Ириша – с глазами, размашисто нарисованными под бабочку.
– Во как метет! Всего-то от машины до подъезда, и уже… – счастливо произнесла Холина. Сорвала косынку, стряхнула на брата, осыпав его брызгами. – Ничего, полезно, больно бледный. Ты когда в последний раз на улицу без джипа выходил?
Гуревич слабо улыбнулся.
Младшую сестру он не любил – обожал. Меж ними издавна сложились странные отношения: несмотря на то, что Борис был на семь лет старше, Ирина едва ли не с младенческих лет взяла над ним шефство. Резкая, язвительная, раз и навсегда определившая собственного брата как мямлю, нуждающегося в постоянной опеке и покровительстве, она даже в короткий период своего замужества уделяла ему едва ли не больше внимания, чем собственному мужу. (С чем тот и не задержался).
Борис же никогда не был женат именно потому, что боялся домашнего диктата. Единственная женщина, власть которой над собой признавал безоговорочно и охотно, оставалась сестренка. При ней он не стеснялся выглядеть растерянным и даже чуть бравировал своей повышенной чувствительностью. Мог, например, в минуту слабости сладостно заплакать от накативших неурядиц. И ощущал мучительный восторг от того, что Ирина, выслушивая, сочувственно оглаживала его по волосам и нежно повторяла: «Пузырь мой, пузырь! Как же ты вообще кем-то руководишь? Тебе бы соску и – под толстое одеяло».
Но и он, единственный из мужчин, знавал порой Ирину не привычной насмешницей и мужской укротительницей, а потерянной и угнетенной. Только ему позволено было знать, что за привычной маской вамп скрывается мечущаяся, уставшая от одиночества душа, мучительно переживающая очередной разрыв, который сама же чаще всего и провоцировала.
– Но за что? За что мне это? – всхлипывала порой Ирина, уткнувшись брату в колени. – Ведь вроде понравился. Показалось даже, что полюблю. А потом раз и – будто ничего не было. Может, у меня какой-то душевный дефект, а?
ebooksa