Она заглядывала в сострадающие его, наполненные слезами глаза, и ей становилось чуть легче.
Впрочем, бывало это крайне редко. Сегодня забежавшая к брату Ирина была, как обычно, победительно энергична. – Я, собственно, заскочила попрощаться, – объявила она. – Ночной лошадью улетаю в Брюссель, на экономический симпозиум. После ухода из банка и возвращения в «Коммерсант» у Холиной опять все стало тип-топ.
– А ты, вижу, совсем поплохел, – она пригляделась. – Сало, подвешенное на мощи. Что происходит, Борик?
– Дела навалились, – увильнул от ответа Гуревич.
– Да вот дел-то твоих как раз не видно. Наоборот, дела всё больше другие делают. А ты как-то в стороне. Спрятался сюда, как сыч. Не от меня ли, часом?
Она засмеялась, пытаясь скрыть усилившуюся тревогу, – за то время, что они не виделись, брат исхудал и спал с лица.
– Да всё как-то недосуг, – неловко оправдался он и, желая увильнуть от неприятного разговора, припомнил:
– Скажи лучше, как там твоя последняя влюбленность?
– А, ты об этом отморозке? Исчез, слава Богу. Сгинул.
– Еще бы не сгинуть, когда тебя в розыск объявляют. Хотя почему собственно последняя? Сколько времени прошло? Месяца три? Больше? Тогда у парня шансов не осталось. Для тебя и неделя – эпоха. Наверняка безвозвратно забыла и вычеркнула из памяти.
– А то! Вызвездила со свистом, – лихо подтвердила Ирина. Когда Лобанова объявили в розыск, она несколько раз пыталась связаться с ним, чтобы предупредить об опасности. Но и в тайной надежде примириться. Даже когда он поменял номер мобильного телефона, она сумела сделать то, чего не смогли квелые милицейские опера, – разыскала новый телефон и – позвонила. Увы! На том конце, определив входящий номер, демонстративно не ответили. Уязвленная Ирина попытки связаться оставила. А вот насчет забыть – не получалось. И, что особенно досаждало, – не получались и легкие, расслабляющие влюбленности. Не человек – заноза какая-то несгнивающая! Пристальный, понимающе-сочувствующий взгляд брата Холину разозлил. – Чего уставился? Откровений жаждешь? Так вот не получишь. И вообще, лезешь в душу, снимай обувь!
– Так я ничего, – потерялся Борис. – Я только как бы обхрюкать доверительно. Может, помочь чем? Но если не хочешь…
– Не хочу! – отрубила она. И тут же, выплеснув желчь, вернулась к первоначальному, игривому тону. – Ответь-ка лучше, что это за нелепую тетку я у тебя на входе встретила? С каких это пор ты стал западать на старых подержанных баб? Зыркнула на меня, как на врага народа, и – шасть к воротам!
– Вымогательница какая-то. Представляешь, пришла впаривать документы по кондитерке. В общем доброго слова не стоит: плюнь и забудь.
– Как это по кондитерке?! – Ирина сделала стойку. – Не въезжаю. По «Юному коммунару», что ли?
– Ну, вроде, – поняв, что проболтался, Гуревич надул губы. – Да говорю ж, чумовая.
– Не догоняю, – внимательно глядя на брата, повторила Ирина. – Документы на холдинг ценой в сотни лимонов бакеров. И что? Что предлагала? Да говори же, пень трухлявый!
– Я и говорю: заявилась вымогать деньги. Пятьдесят тысяч долларов ей подавай. Нашла дурачка!
– Пятьдесят тысяч за четыреста лимонов – это, положим, как на мороженое. Кто она? На чем вы договорились?!
– А вот не знаю кто! Может, марсианка. Нормальная разве так бы оделась? Как пришла, так и ушла. Сказала, позвонит.