– Ты что ж, подлец, банк продаешь? – залепил Забелин и, не дожидаясь, когда ставшее багровым лицо Баландина разразится матом, сунул ему копию протокола.
Едва, впрочем, глянув, Баландин отбросил лист в сторону, так что он, спланировав, бессильно завис на самом углу журнального столика.
– Во-первых, подбери губы, – жестко потребовал он. – Я, имей в виду, всякого крутивья в жизни повидал. А во-вторых, или говори толком, или завтра будем у Покровского объясняться.
– А вот уж хрен! Если сейчас не договоримся, я сегодня же к Папе вылечу. И прорвусь.
– В реанимацию-то?
– А хоть в морг! Он и мертвый восстанет, если узнает, как банк сдают.
– Да кто сдает? Что ты мельтешишь? – нажал на голос и Баландин. – Насчет скупки, так Папа ее прикрыл, как узнал, что аукцион ты пропердел. А этих кредитовали – так чего ж деньгам пропадать? Не выиграли, так хоть на процентах заработаем. Некогда мне.
– Ишь как ловко! А то ты, когда Папе докладывал, не знал, что если они денег не найдут, так победителями мы становимся? Всё знал. Так сам же им деньжат преподносишь, чтобы, не дай бог, не обломилось. Лихо!
– Пустое. Продристал, теперь пылишь. А мне так один хрен кого кредитовать, лишь бы доход банку.
– Да. Много ты о банке думал, когда Белковскому денежки подписывал.
Баландин, двинувшийся к лестнице, услышав фамилию «Белковский», вернулся.
– Белковский? Белковский?
– Да, тот самый. Твой корешок по «Олимпийцу», – освежил ему память Забелин. – Или тоже совпадение?
– Все мы работаем с теми, кому доверяем. Для банка надежней, – прорычал Баландин.
– Особенно если можно навар поиметь.
– Ну ты не заговаривайся. А то ведь тоже не посмотрю…
– В склочку обратить хочешь? Может, и обратилось бы, если бы не одно «но».
Он сделал паузу. И Баландин на паузу эту купился.
– Если бы что? – не выдержал он.
– Именно. Пиджачишко Клынин.