Сказал со злости. Если не пришелся хозяйке, то и навязываться не буду. Посижу еще немного, выпью и уйду.
Меня ткнул локтем в бок Жорка. Зина поджала губы. Аня, разряжая обстановку, засмеялась:
– Ты сильно на свою санбатовскую койку спешишь? Погляди, какая девушка рядом.
Заставили нас с Зиной выпить на брудершафт и поцеловаться. Позже я понял причину прохладного отношения ко мне. Жорка обещал привести командира (тогда еще не было в ходу слова «офицер»), а привел обычного красноармейца, ну, пусть сержанта.
Как бы то ни было, а время шло. Женщины достали еще одну бутылку самогона. Зина немного отмякла, позволила обнять себя. Даже шутила. Правда, шутки у нее были странные. Сдавливала пальцами мне нос, изображая автомобильный гудок:
– Би-би! Поехали.
И громко смеялась. От всего этого несло дурью. Чего дальше ждать? Я колебался, может, встать и уйти? Долго мы так дурака валять будем? Но Аня и Жора, которым тоже надоело тянуть время, дружно объявили:
– Хватит. Пошли спать. Завтра вставать рано.
– Поехали спать, – послушно согласилась подвыпившая Зина.
И мы отправились за перегородку на широкую металлическую кровать. Зина была ласковой и беззлобно посмеивалась над моей неопытностью. Но, в общем, все было нормально. До утра.
Зина встала пораньше, напоила нас молоком. Когда уходили, она без особых эмоций погладила меня по щеке, а затем сказала:
– Вы в следующий раз, когда придете, принесите еще сахару. Мы его тут месяцами не видим. И аспирину с десяток порошков.
– Не знаю, – ответил я, отводя глаза в сторону. – Не могу обещать.
– Найдете, если приспичит.
– Что-нибудь раздобудем, – подтолкнул меня к выходу Жора. – Пошли.
Когда я сдавал Симе взятое напрокат обмундирование, поймал что-то непонятное в ее взгляде.
– Спасибо, – фальшиво улыбаясь, поторопился поблагодарить.
Она была к нам добрая. Где-то на Северо-Западном фронте воевал один ее брат, а второй пропал без вести в первое военное лето.
Я не хочу изображать свою случайную подругу Зину, жадную, падкую до всяких подношений женщину. Люди на хуторе жили голодно. Подумаешь, две банки тушенки да пачку сахара принесли. Но мне было противно.
Вспоминать о первой своей женщине я не любил. Когда Жорка снова собрался к ним идти, я отказался: