Я – бронебойщик. Истребители танков

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы продолжали шагать пешком. Над дорогой поднималась сплошная завеса пыли. Видимо, поэтому мы прозевали пару «мессершмиттов», налетевших на нас прямо в лоб. Они с ходу ударили из пушек и пулеметов. Люди кинулись в разные стороны.

Нам бы пришлось туго. Поблизости не оказалось укрытий – голая степь и мелкий кустарник. Люди кидались в кювет, в кусты, кто-то убегал подальше от дороги. Нам отчасти повезло, что «мессеры» возвращались из боя с небольшим остатком боезапаса.

Они сделали еще один круг, обрушив огонь на самую легкую добычу – убегавших по полю бойцов из пополнения. Не меньше десятка из них были убиты и тяжело ранены. А всего погибли двенадцать или тринадцать человек.

Тяжелораненых погрузили на три повозки и повезли в тыл. Те, кто могли двигаться своим ходом, шагали, держась за повозки. Тылы, по моим расчетам, находились километрах в трех. Там же была и санитарная рота. Я переживал за Симу. Три-четыре километра – это немного. Но если на них наткнутся недобитые остатки немецкой части, то им придется туго. Охрана слабая – комендантский взвод да ездовые с винтовками.

Зайцев был командиром отдельной роты ПТР и напрямую Ступаку не подчинялся. Он не церемонясь набросился на комбата:

– Для чего у тебя разведка? Гонишь полтысячи людей сплошной толпой. Мы еще в бой не вступили, а такие потери несем!

Ступак огрызался, пытался осадить Зайцева, но старший лейтенант вынудил его изменить порядок движения. Колонну разделили на три части, по количеству стрелковых рот, послали вперед разведку, определили несколько наблюдателей. Они следили за небом и были обязаны сразу дать сигнал о приближении немецких самолетов.

Наша авиация появлялась сегодня редко. Шли на высоте бомбардировщики в сопровождении истребителей. Но у них была своя задача. Прикрытие с воздуха отсутствовало.

Когда торопливо уходили с места обстрела, многие бойцы оглядывались. На обочине отделение во главе со старшиной торопливо углубляло старый окоп. Это была первая братская могила на пути нашего наступления.

А к вечеру мы приняли бой.

В этом месте, недалеко от мелкого, полуразрушенного хуторка, танки с десантом прорвали оборону прямо с ходу. Подавили огнем и гусеницами артиллерию, разогнали, частично перебили пехоту и, следуя приказу, пошли без остановки дальше.

Перед немецкими позициями остались подбитые противотанковыми пушками две сгоревших «тридцатьчетверки» и закопченный остов от грузовика ЗИС-5. Все деревянные части выгорели. На пружинах сиденья застыло тело шофера. Обугленный до костей, он намертво вцепился в баранку и жутко улыбался, показывая ровный ряд зубов.

Экипаж еще одной «тридцатьчетверки» ковырялся в двигателе. Танкисты предупредили батальонную разведку, что немцы залатали брешь, приводят в порядок траншеи, лезть напролом не надо.

Танк стоял в низине, метрах в трехстах от немецких позиций. Его защищал земляной откос и кусты краснотала. Одиноко торчал тополь с ободранной осколками корой.

Десантники, сопровождавшие «тридцатьчетверку», рассыпались редкой цепочкой в виде подковы, защищая машину от внезапного нападения. Экипаж выделил им один из своих пулеметов.

Командир отделения разведки послал бойца предупредить комбата, а сам с пятью разведчиками решил подобраться поближе. Их обстреляло боевое охранение, и разведка вынуждена была вернуться. На плащ-палатке принесли раненого бойца, который тяжело, с хрипом дышал. Пробило пулей легкое, никак не могли остановить кровь.

Командир отделения разведки, широкоплечий сержант, держал на весу пробитую ладонь и, морщась от боли, докладывал капитану обстановку:

– Видели две пушки, дзот. Еще один строят, бревна таскают. Оборону держит, скорее всего, рота. Наверное, и минометы имеются, но их в ход не пускали.

Капитан Ступак, закусив губу, выслушал доклад. У немцев роты по штату больше, чем наши, 180 человек плюс орудийные и минометные расчеты, саперы.

– А пулеметов сколько насчитали?