По другому каналу крутили клипы, в которых тоже хватало голых задниц, но демонстрировались они урывками, чтобы поддерживать неослабевающий зрительский интерес. Крупный план певичек, общий план певичек, затем виляющие в такт музыке попки певичек. И опять все сначала.
«Сплошная задница», — констатировал Красоткин и выключил телевизор.
А теперь надо разбить зеркало, воспользовавшись, за неимением трости, одной из пустых бутылок? Нет, это было бы слишком пошло и шумно.
Вскарабкавшись на подоконник, Красоткин аккуратно закрепил на карнизе галстучную петлю. Она была коротковата, так что пришлось встать на цыпочки, чтобы просунуть в нее неловко вывернутую шею.
«Надо бы на осине, как Иуда», — подумал Красоткин, прежде чем шагнуть в пропасть, разверзшуюся под ним.
Это была его последняя мысль. Короткая и необязательная, как оборвавшаяся жизнь.
Глава шестая
Они жаждут крови
Среднерусский городок Вологонск не мог похвастаться ни размерами, ни историей, ни хотя бы одним сколько-нибудь известным жителем, прославившимся на поприще науки, искусства или военного дела. Имелись здесь обязательные церкви, пустовавшие от праздника до праздника, два заводика, относительно прямая улица, считающаяся центральной, а на ней — супермаркет, возникший на месте прежнего универсама и мало изменившийся с тех пор.
Вологонцы жили той же привычной, размеренной жизнью, что и все россияне, особенно за пределами шумной, кичливой, лихорадочно-деятельной столицы. По утрам те, у кого была работа, отправлялись на работу, а те, кому возраст позволял пока не слишком утруждаться, собирались в школах и детских садах, где их учили различным важным вещам: от азбуки до астрономии и православия.
Пьющих мужчин и женщин в Вологонске было не больше, чем в любом другом городке российской глубинки. Не брали числом и трезвенники. Продвинутая молодежь от зари до зари зависала в «Одноклассниках» или вяло переругивалась в «Фэйсбуке». Остальные коротали свободное время у телевизоров.
Случалось, в Вологонске убивали — как правило, на бытовой почве, орудуя какими-нибудь предметами домашнего обихода: кухонными ножами, молотками, ножницами, гвоздодерами, даже напильниками. Но эти происшествия были относительно редкими и не давали много пищи для обсуждений. Кинотеатр все грозились открыть, но все не открывали. Театр, равно как и музей, отсутствовал, да и кто бы туда поперся? Поэтому одним из главных развлечений в городе считались путешествия, да хотя бы в не столь отдаленный Ново-Матвеевск, где имелся не один супермаркет, а целых два, и где по выходным функционировал небольшой вещевой рынок, заполненный товарами из дружественного Китая и не вполне дружественной Польши.
Там можно было приобрести практически все, что требуется среднестатистическому россиянину: от дешевых джинсов до подержанных иномарок.
По этой причине юркий автобус «ПАЗ», выкрашенный в радующий взор салатовый цвет и курсирующий между Вологонском и Ново-Матвеевском, был заполнен пассажирами. Правда, занятыми оказались только двадцать пять сидячих мест, а ехать стоя желающих не нашлось.
Двадцать шестым по счету был сорокалетний водитель в красной бейсболке, зеркальных солнцезащитных очках и безрукавке, позволяющей выставить на всеобщее обозрение не самые маленькие бицепсы, украшенные переводными татуировками. Фамилия его была Караваев. Накануне он праздновал день рождения, поэтому смотрел на окружающий мир хмуро, не ожидая от него ничего хорошего вплоть до вечера, когда можно будет поправиться холодным пивом. Но было еще только утро, до конца рабочего дня оставалось семь с половиной часов, и водитель пребывал в настроении, далеком от радужного.
Вчера вечером, вместо того чтобы отправиться домой, сесть за ломящийся от яств стол и отметить праздник в кругу семьи и близких, позволил сбить себя с пути истинного главному механику автопарка, балагуру Молчанову. Тот несколько раз намекал, что неплохо бы «остограммиться» в честь столь знаменательного праздника, как сорокалетний юбилей, но водитель вяло отнекивался, рассчитывая улизнуть вовремя. Прошмыгнуть мимо караулящего на проходной Молчанова не удалось. Подхваченный им под руку, Караваев и не заметил, как очутился за шатким столиком забегаловки, через дорогу от АТП. Именовалось заведение отчего-то «Патагонией», хотя экзотикой тут и не пахло, а пахло мокрой посудной тряпкой, хлоркой и застарелыми окурками. В помещении, представляющем собой сумрачный аквариум с тремя прозрачными стенами и одной глухой, было пусто, если не считать крупной девушки за буфетной стойкой. Внешность у нее была лошадиная, и она умела спать стоя.
— Очнись, золотце, — окликнул ее Молчанов и, дождавшись, когда буфетчица приблизится, распорядился: — По пивку и два по сто водочки. Жрать будешь?
Караваев, не сразу сообразивший, что вопрос адресуется ему, а не девушке, решительно повел подбородком из стороны в сторону:
— Нет. Водку я тоже не буду. Только пиво. — Он выставил указательный палец. — Один бокал.
— Значится, так, — произнес Молчанов тоном, не терпящим возражений. — Неси нам, золотце, четыре пива, два по сто пятьдесят и чего-нибудь пожевать.