— Матвеев. Огромный, на медведя похож. Или на этого… — Ивета щелкнула пальцами, вспоминая. — На Кинг-Конга. Лобик вот такусенький. — Она показала. — Но не дебил. Хитрый и соображает. — Подумав, она добавила: — Одно время он на Марцелу западал…
— Нападал? — переспросил Левич, у которого не было детей, чтобы учиться у них молодежной терминологии.
— За-па-дал. Нравилась она ему.
— И что? — насупился Комаровский.
— Я с ним поговорила, он понял. Матвей — нормальный парень.
— Нормальный? — Комаровский медленно поднялся, упираясь в стол обеими кулаками. — Это ты родственникам тех, кто на станции «Мирная» погиб, рассказывай. И в Вологонске. И в других городах русских. Нормальный, — передразнил он, меряя недобрым взглядом перетрухнувшую Ивету. — Нормальный душегуб — вот кто он такой. Да все вы…
Махнув рукой, он опустился на место. Царапина на его лице вновь стала кровоточить. Он машинально провел по ней рукой, посмотрел на перепачканные пальцы и вышел из кабинета.
— Валентина Сергеевича чуть твой сообщник не убил, — прокомментировал Левич. — Так что ты, Ивета Янсон, поосторожней выбирай слова. Мы все на вас злы, очень злы.
— Но я ничего не делала такого, — заторопилась Ивета. — Меня саму взорвать хотели, сволочи. Товарищи, называются. Увидеть бы этого Бурова… — Она погрозила кулачком. — Я бы ему в лицо плюнула, я бы ему глаза выцарапала!
— Это уж на том свете, — сказал Левич.
Ивета опешила:
— Как?
— Пристрелил я его. Вот этой самой рукой. — Он поднял растопыренную пятерню. — И не дрогнула рука. И сердце не дрогнуло. Потому что нелюдь был твой Буров, ясно?
— Почему он мой, он не мой вовсе, — заныла Ивета, опасаясь, что ее постигнет точно такая же незавидная участь.
Но Левич уже опустил руку и сменил тему:
— Ты упомянула некую Марцелу. Кто такая?
— Полячка, — ответила Ивета. — Фамилия ее Груда. Крашеная блондинка. Пышная. Видная.
— Чем занималась?
— Не знаю, наверное, тем, что приказывали.
— А ты? — спросил Левич, не скрывая отвращения.