Именно в это время чья-то бескомпромиссная рука вывела на полях короткую, но содержательную запись: «Склонен к изнасилованиям».
Следующий разговор со следователем, судя по дате, произошел через полтора года. Фотографий больше не было, но, судя по поступкам Бориса, он уже вполне сформировался и сделал еще один шаг к той черте, за которой начинается серийный убийца.
«– Вы выкололи глаза мертвому бродяге, зачем вы это сделали?»
Это был не допрос, а скорее всего, беседа. Чертанов понял это сразу, иначе все проходило бы по совершенно другому сценарию.
«– Из озорства!»
Таков был ответ.
Чертанов даже представил его плутоватую улыбку.
«– За такое озорство сажают.
– Не посадят, я несовершеннолетний.
– Кто именно в вашей компании выколол ему глаза?
– Это сделал я.
– Почему?
– Он был мертвый, но очень пристально смотрел на нас. Мне это не понравилось.
– Может, и убил его тоже ты?
– Это сделал не я. У вас нет против меня никаких доказательств».
Сухой протокольный текст. Чертанов был уверен, что слова эти были произнесены с надрывом, возможно даже, что с Борисом Шатровым случилась истерика.
И еще одна запись уже два года спустя. Борис уже учился в медицинском институте, и, судя по выписке из зачетной книжки, две первые сессии были сданы им весьма успешно. Беседа проходила в Первой психиатрической больнице и была изъята из медицинской карточки по запросу следователя, который вел его дело. Следовательно, Борис Шатров не был забыт, и чье-то пристальное око продолжало наблюдать за его развитием.
Разговор с лечащим врачом происходил предельно откровенно.
«– Давно вы стали чувствовать странности в своем поведении?
– Давно. Уже несколько лет. После того как получил черепно-мозговую травму. Сначала это было незаметно. А потом как-то все ухудшалось.