Слово Варяга

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мне сложно это объяснить… Называй это как хочешь… Я же полагаюсь на свой оперативный опыт и чутье. Серийный убийца должен непременно выйти на тебя! Кроме того, по своим внешним данным ты подходишь под тот тип женщин, которых он выбирает. Я уже анализировал это.

Вера была взволнована.

– Ты хочешь сказать…

– Да, именно это я и хочу сказать, – перебил ее Чертанов. – Маньяк по своей природе охотник. Из множества людей, встречающихся на его пути, его интересуют только те, что могут расшевелить его больное воображение.

На мгновение Веру парализовал страх.

– Надеюсь, что ты шутишь? – с неестественной улыбкой спросила она. – Я, конечно, знала, что все это страшно, но не думала, что это ужасно до такой степени. Чем же его привлекают такие девушки, как я?

– Это вопрос, на который я не могу получить ответа. На него можно будет ответить, только если удастся изловить маньяка. Я могу только предположить… Может быть, подобный тип женщин напоминает ему девушку или подругу, которая его отвергла. Или мать, которая была с ним излишне жестока. – Рука Михаила бережно легла на ее бедро. – Так что я тебя предупреждаю, Вера, постарайся быть поосмотрительнее.

В комнате царил мягкий зеленый полумрак. Уютное местечко для занятий любовью. Вере было хорошо. Рядом с ней был сильный любимый мужчина, который заботился о ней. А может, с его стороны не было никакого охлаждения? Может, ей все это просто показалось?

– Я буду осторожной… Знаешь, а мне показалось, что ты меня разлюбил. Я просто не знала, как мне быть дальше.

Вера перевернулась на живот. В таком положении ей было удобнее смотреть на Михаила, а потом, ее спина была просто восхитительна, и Вера это знала.

– Тебе это показалось, – нахмурившись, произнес Чертанов. – Разве тебя возможно разлюбить? А теперь спи! Завтра тяжелый день.

Выключив свет, Михаил ушел в соседнюю комнату, где стоял телефон, и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Оставшись в одиночестве, Вера долго не могла уснуть. И только когда, испугавшись рассвета, на небе погасли первые звезды, она погрузилась в сон. Теперь она знала, что следует делать.

* * *

В архиве Щербатовской и Боткинской больниц Михаила Чертанова ждала неудача – истории болезни подростка с фамилией Шатров он не отыскал. Сорок лет назад лечилось три человека с такой фамилией, но это явно были не те. Одному было далеко за семьдесят, и черепно-мозговую травму он получил во время гололеда. А двое других были людьми среднего возраста. Один получил ранение во время бытовой драки, а другой так и не вспомнил, в какой момент разудалой пьянки у него оказался пробитым лоб. По его собственным словам, он проснулся от того, что очень сильно болела голова, а когда подошел к зеркалу, то был несказанно удивлен, обнаружив во лбу отверстие шириной в несколько сантиметров.

На очереди был Институт Склифосовского, или, как называли его в народе, – Склиф. Была большая вероятность того, что травмированного мальчика доставили именно сюда – клиника представляла собой крупнейший центр по оказанию экстренной хирургической и травматологической помощи. Кроме того, Склиф имел огромнейший архив, который хранился еще с тех времен, когда сие заведение именовалось Шереметевской больницей. А это, почитай, без малого пара столетий! Так что было где покопаться. Чертанов слышал, что больничные карточки уничтожаются через пятьдесят лет после последней записи. Но, судя по обширнейшему материалу, что содержали в себе архивы клиники, это правило на Склиф не распространялось. Что и к лучшему!

Припарковав «Фольксваген» в переулке близ Сухаревской площади, Чертанов направился в Склиф.

На первый взгляд архив института мало чем отличался от других больничных помещений: тот же густой и тяжелый запах лекарств, повсюду люди в белых халатах, деловито снующие из одной комнаты в другую. И вместе с тем здесь была некая особенность, какая присуща помещениям, что хранят историю. Это вовсе не архивная пыль, в первую очередь это значительное выражение на лицах архивариусов. Сразу видно, что они проникнуты сознанием того, что являются собирателями времени.

Заведующей архива оказалась серьезная дама лет сорока пяти. Скрупулезно ознакомившись с документами Чертанова, она величаво спросила:

– Так что вас, собственно, интересует?

Михаил вздохнул и сдержанно ответил: