– Совершенно верно. Мы существует за счет пожертвований благотворительных обществ и состоятельных граждан нашего штата, которым судьба бедных граждан небезразлична…
– Это очень важно. Как вы знаете, любой эксперимент требует согласия родственников. В данном случае мы можем избежать этой процедуры. Кстати сказать, больному можно не говорить о проводимом опыте.
– Но это же противозаконно.
– Все это ясно, доктор Фаррел, но могу вас заверить, что сыворотка не принесет вреда здоровью пациента. Зато в случае удачи мы дадим вам первым экспериментальную партию. Подумайте об этом. Вы прославитесь на всю страну. К вам будут записываться в очередь… Мы составим договор… Ну, скажем, на год. Вы поднимете на ноги сотни обреченных и завоюете высокий и непоколебимый авторитет.
Наступила долгая пауза. Я ждал. Фаррел смотрел в окно, доставив мне сомнительное удовольствие любоваться его профилем.
Я был уверен, что тщеславие победит рассудок.
Плевать ему на больных. Он готов на любую аферу – лишь бы прославиться. Мечта любого клерка периферии, а может быть, и…
– Когда вы хотите начать опыт? – спросил он наконец.
– Примерно через неделю, – сказал я деловым тоном.
– Что в этом случае требуется от меня!
– Содействие. Я пришлю к вам двух моих ассистентов. Они привезут сыворотку и всю документацию.
– Хорошо. Что еще?
– Мне бы хотелось посмотреть и познакомиться с кем-нибудь из ваших больных. С таким, на которого вы уже махнули рукой. Начать надо именно с такого. Не будем рисковать.
Фаррел встал и чуть не пробил потолок макушкой. Подошел к одному из шкафов и достал солидную кучу папок.
– Вот, посмотрите, это то, что вас интересует. Все эти пациенты не имеют родственников, и помочь мы им бессильны. Им прекратили выдавать медикаменты и готовят к выписке.
Он сложил всю эту груду передо мной на столе. Я напустил на себя серьезный вид и начал перелистывать папку за папкой, пока, наконец, не наткнулся на ту, которую искал.
– Что вы скажете о Марион Маршалл? – спросил я, делая вид, что понимаю запись, нацарапанную по-латыни.
– Третья стадия закрытого туберкулеза. Левое легкое атрофировано. Три, максимум четыре месяца. На днях мы ее выписываем.
– Я бы хотел взглянуть на эту женщину. Мне важно знать ее психологическое состояние. Это имеет немаловажное значение.
– Нет ничего проще. Идемте, я провожу вас к ней.