Круглый болван

22
18
20
22
24
26
28
30

– Для меня странно, что сейчас все стали безбожниками. В религии – утешение. Это отдушина, если хотите. Люди одиноки и поэтому порочны, они ни во что не верят, им тяжело. А с Богом душе легче.

– Целая философия. Но если таково ваше кредо, то зачем вы носите револьвер под мышкой?

– Это моя работа. Я должен зарабатывать деньги, чтобы прокормить больную мать и себя.

– И в нужный момент прострелить кому-нибудь лоб, потом помолиться за бедолагу. Библия ведь всегда при вас. Сколько вам платит Мекли за ваши труды?

– Двадцать пять долларов в день. Не очень много. Маленькие одинокие доллары.

– Одинокие?

– Как маяки.

– Сегодня целый день все рассуждают про одиночество. Как сговорились.

Я выбросил окурок в окно и замолчал.

Крошечный бар «Пингвин» походил на опустошенную керосиновую лавку начала века. Здесь парили все мыслимые и немыслимые запахи, но только не запах еды. Очевидно, поэтому он пустовал. Единственный посетитель – Бэн. Он исцелялся пивом и затуманенными глазами осматривал грязную, в красную клетку скатерть. Я заказал себе джин с тоником и присоединился к нему.

– Какие новости? – спросил я, когда он соизволил перевести взгляд на меня.

– Все в порядке. Она живет в заброшенном районе у моря.

– Подробнее можно?

Он достал из кармана листок, на котором был написан адрес, и протянул его мне.

– Бывшая рыбачья гавань, – пояснил он, – там сейчас помойка Вдоль берега стоят десятка два лачуг. Одна из них принадлежит Марион Маршалл.

– Что с фотографией?

На этот раз Бэн залез в задний карман брюк, достал конверт и положил на стол. Я вскрыл конверт. В нем лежали три фотографии той самой женщины, с которой я разговаривал час назад. Они были любительские, но с качественным и четким изображением.

– Как вам удалось их добыть?

– Залез в окно и взял, что нашел.

– А кроме снимков? Бэн усмехнулся в усы.