— А ты… разве опять уедешь?
— Я обещал г-же де Пере и Эдмону.
— Поезжай, — тихо сказала Нишетта, и в ее голосе слышалось столько грустной покорности и невольно пробивавшегося страдания, что Густав опять усомнился, придется ли ему вернуться в Ниццу.
Тем не менее, думая несколько приготовить ее к возможности новой разлуки, он спросил, будто бы ничего не замечая:
— А что?
— Ничего. Нет десяти минут, как приехал, еще не снял пальто, а уже говорит, что уедет!
— Успокойся, мы еще две недели пробудем вместе.
— Только две недели!
— Может быть, даже три.
— Как, однако, ты любишь Эдмона! — сказала гризетка, посмотрев на него недоверчиво.
— Ты знаешь, что мы с ним друзья. Он едва отпустил меня, но я сказал, что не могу: я непременно хотел тебя видеть.
— Точно хотел?
— Разве я тебе когда-нибудь лгал?
— А я, признаюсь, боялась, думала Бог весть что! — говорила гризетка, снимая с Густава пальто и кладя его вместе с дорожною фуражкой на постель.
— Чего ж ты боялась, ребенок?
— Думала, что ты уж меня не любишь и занят другою.
— Кем же? — вскрикнул Густав, думая скрыть выступившую на лице его краску.
— Кем! Другою… мало ли женщин!..
— Ну а теперь ты успокоилась?
— Конечно… потому что ты здесь… а все-таки…