Когда Нишетта вошла, он сидел посреди ее комнаты с заплаканными глазами. Она тихо подкралась и положила к нему на плечо свою хорошенькую головку.
Густав оглянулся. Улыбка и поцелуй гризетки его приветствовали.
— Что с тобой? — спросила она, потому что его волнение было слишком заметно.
— Ничего, моя добренькая, — отвечал он, взяв ее к себе на руки, — взгрустнулось, что должен тебя оставить.
— Так ты решительно едешь?
— Да.
— Верно, получил из Ниццы письмо?
— Да, получил сегодня.
— Что же? Эдмону хуже?
— Нет, но поправляется плохо; хочет непременно, чтоб я был с ним. Нельзя же отказать больному.
— Густав?.. — умоляющим голосом сказала Нишетта.
— Что, друг мой?
— У меня есть до тебя просьба; если ты меня любишь, так сделаешь.
— Скажи, какая просьба.
— Ты не сделаешь.
— Отчего же? Скажи, если это только возможно…
— Еще бы не возможно! Это так легко.
— Так говори же.
— Возьми меня в Ниццу.
— Друг мой, ведь ты мне об этом писала, и я уже тебе объяснил, почему не могу.