И «бедный мальчик» сделал так, как сказал.
Он застрелился в ее швейцарской.
Она плакала искренно о нем полчаса. Потом она нашла, что с его стороны было невежливо прийти пачкать мраморный пол и ковры.
Но с этого момента скандальная слава Фанни дошла до своего апогея.
Кровь самоубийцы притягивала мужчин в ее швейцарскую, как орлов-стервятников притягивает падаль.
От поклонников не было отбоя.
«Звезда из закусочной» вошла окончательно в моду и стала разыгрывать роль петербургской Аспазии.
Она покровительствовала наукам и искусствам.
Ее вечера стали привлекать общество из представителей свободных профессий, и постепенно она заняла в Петербурге положение среднее между львицей полусвета и дамою-патронессою.
По странной прихоти судьбы в то время, когда отпрыск старинного рода графов Белавиных падал все ниже и ниже, дочь репортера Геркулесова и золотошвейки возвышалась.
В ее гостиных бывал весь Петербург, много лиц, даже довольно уважаемых, предлагали ей руку, но она отказывала.
Говорили, что она сохранила чувство к первому человеку, поставившему ее действительно на твердую почву — к графу Белавину.
Этого не могли объяснить, так как разнесся слух, что граф накануне окончательного разорения, что он прожил все колоссальное состояние своей жены.
Фанни Викторовна немало поусердствовала в этом предстоящем графском крахе и порядочно-таки повыудила из его кармана в свои часто необычайные фантазии.
— Что же ей делать с ним теперь? — задавали весьма естественный вопрос.
— Не нынче завтра она его прогонит! — отвечали почти все на этот вопрос.
И все ошибались.
В настоящее время Фанни Викторовна не имела никаких материальных замыслов относительно графа Белавина.
В ней просто осталось к нему чувство привязанности, как к человеку, много для нее сделавшему.
Были, впрочем, и другие причины, заставлявшие ее удерживать его при себе.