— Это вас удивляет? Я тоже считал его единственным наследником своего рода, а оказалось, что у него есть еще сестра.
Эмануил угадал все: он чувствовал, как кровь приступала к его сердцу.
— Хорошо, я поеду в Италию, — проговорил он с усилием.
Министр позвонил; секретарь, тоже знакомый нам, явился, и министр, отдавая ему бумагу, сказал: «Прикажите выдать паспорт». Потом, обращаясь к де Бриону, прибавил: «И в паспорте будет сказано, что вы едете по казенной надобности, следовательно, вы не будете задержаны на станциях; я надеюсь, это что-нибудь да значит для нетерпеливого путешествия».
— Благодарю вас за такое внимание, — отвечал де Брион, откланиваясь.
— Не приезжала Юлия? — спросил министр своего секретаря, лишь только де Брион вышел.
— Нет еще.
— Ну так непременно будет, потому что отъезд де Бриона — ее дело.
Отсюда де Брион приехал к тестю. Старый слуга графа, отворивший теперь двери Эмануилу, был сильно встревожен. Он молча ввел де Бриона в комнату своего господина, который, казалось, не обращал вовсе внимания на окружающее.
Эмануил, подойдя к графу, увидел и его бледность, и неподвижно остановившиеся глаза, на ресницах которых висели крупные капли слез. Бедный старик был близок к помешательству, и, казалось, будучи на рубеже безумия, не сознавая своего положения, он был как бы сам удивлен этим расслаблением мозга, которое предшествует всегда сумасшествию.
— Батюшка, — сказал де Брион, становясь перед ним на колени, — батюшка, благословите меня!
Граф остановил свой взор на молодом человеке, и кроткая улыбка, в которой читалось безысходное горе, появилась на его губах; но язык его не проговорил ни слова.
— Батюшка, — продолжал Эмануил, — не находите ли чего в моих действиях, за что можно было бы порицать меня?
Граф сделал отрицательный знак.
— С тех пор, как вы вручили мне вашу дочь — не был ли я разве всегда верным и любящим ее мужем.
Граф повторил то же движение.
— Итак, мне не в чем упрекать себя; я — только невинная жертва.
Старик обнял своего зятя, и де Брион почувствовал на щеке своей след горячей и священной слезы.
— Прощайте же, батюшка! — сказал Эмануил. — Перед отъездом я хотел иметь это утешение, которое в ваших устах имеет особенную силу и святость.
После этого Эмануил встал. Граф сделал движение, чтоб удержать его или спросить; но потом глаза его опять остановились на чем-то, голова откинулась на спинку кресла, и граф, отпустив зятя, не сказал ему больше ни слова. Де Брион поехал в Отэйль, где застал свою дочь, забавляющуюся, хотя глаза ее и были красны; он провел с нею часа два, целовал ее, как бы чувствуя, что он прощается с нею навеки, поручил ее заботам незнакомой женщины и просил небо не оставить ее своим благословением. К шести часам вечера он прибыл в Париж, переоделся и отправился в оперу. Давали «Фаворитку». Из глубины ложи он прислушивался к восторженным и страстным звукам этой оперы; но после первого акта он вышел в фойе, где встретил многих из своих друзей, которые с радостью шли к нему навстречу, ибо знали о цели и успехах его поездки в К***.