— Вы откажетесь?
— Быть может.
— Если вы убьете его!.. — вскричала с ужасом молодая женщина.
— Вы все еще любите его? — возразил, сжав губы, Леон.
— Нет, вы знаете, что нет… но он отец моей дочери, Леон, и могу ли я решиться сделать ее сиротою, — сказала Мари, становясь на колени и хватая за руку де Грижа.
— Мари, — сказал Леон, — предоставьте судьбе исполнить назначенное.
Она упала на пол; закрыв лицо руками, она удерживала рыдания, надрывавшие ее грудь. Леон отворил дверь — и встретился прямо лицом к лицу с Эмануилом; они поклонились друг другу.
Мари на коленях подползла к этой роковой двери: она хотела и молиться и слышать их разговор.
— Милостивый государь, — начал Эмануил, — по-настоящему, чтобы получить ваше согласие на мое требование, я должен был бы прислать к вам двух секундантов; но я считал лишним замешивать в дело, касающееся нас двоих, людей, совершенно ему чуждых, и потому сам приехал к вам.
Леон поклонился вместо ответа.
Мари молилась. Марианна поддерживала ее.
— Обыкновенная дуэль между нами, — продолжал Эмануил, — окончательно уничтожила бы доброе мнение о женщине, которое, уезжая из Парижа, я старался спасти всеми мерами; потому что у нее есть дочь, носящая мое имя, и которая не должна сделаться предметом презрения за поступок матери. Я хочу, чтобы после вашей или моей смерти женщина эта снова могла занять около своей дочери то место, которого вы сделали ее недостойной. Я говорю после вашей или моей смерти, потому что в поединке, на который я вызываю вас, — один из нас погибнет, и погибнет непременно.
Видя такое невозмутимое хладнокровие при ужасной внутренней борьбе, происходившей в душе его противника, Леон побледнел и снова поклонился в знак совершенного согласия.
— Итак, вот мои распоряжения, — продолжал де Брион, — я нанял довольно уединенный домик на дороге из Флоренции в Пизу; никто не живет в нем и, кажется, кроме меня, никто не знает об его существовании. Сегодня, в четыре часа ночи, на площади Соборной церкви, вас будет ожидать карета, которая и привезет вас в назначенное место. Я же приеду в этот домик ранее вас, следовательно, вы без труда попадете в него. Г-жа де Брион должна сопровождать вас, но она останется в вашей карете с Марианной; один из нас вернется к ней. Если это будет моим уделом, я отвезу ее в Париж, чтобы доказать свету, что она заслуживает мое уважение, т. е. уважение общества, а потом, через три-четыре месяца, в продолжение которых, вероятно, забудется наше исчезновение, я лишу себя жизни; но сделаю это таким образом, что смерть мою все припишут несчастной случайности, а не самоубийству. Она останется вдовою — вот и все. Видите ли, милостивый государь, я не хочу, чтобы в минуту смерти вы трепетали за будущность ее, если только мне удастся убить вас.
Мари, стоявшая у двери, слышала этот разговор: крик ужаса вырвался из ее груди. Этот крик объяснил Эмануилу присутствие за дверью его жены. Холодный пот выступил у него на лбу, в глазах помутилось, и нужна была сверхъестественная сила воли, чтобы не изменить себе, слыша подобный вопль ужаса и отчаяния. Однако он скоро пришел в себя и продолжал:
— Если же вы убьете меня, вы отправитесь к г-же де Брион и скажете ей просто, что я умер; она должна знать, как поступить в таком случае. Теперь, желая вас успокоить за последствия поединка, не имеющего свидетелей, но исполненного на условиях обоюдной нашей чести, что, однако, не может быть принято правосудием как доказательство, я буду иметь при себе бумагу, которою обвиню себя в самоубийстве; согласны вы на это?
— Согласен, — отвечал Леон немного взволнованным голосом.
— Кажется, свидетели не могли бы выдумать лучших условий, — прибавил Эмануил. — Затем, до свидания!
После этого де Брион поклонился Леону, и, бросив взгляд, полный мрачной тоски, в ту сторону, где он предполагал Мари, Эмануил вышел.
— Марианна, — проговорила тихо бедная женщина, — следи за ним и скажи мне, где можно отыскать его: