— Будь же счастлива…
— Кто-то идет; это, верно, моя маман… замолчи, ни слова более, пусть она ничего не знает… это наша тайна.
И точно; графиня, услыхав разговор в комнате своей дочери, вошла. Клементина подошла к окну, утерла слезу и вернулась к своей подруге уже с улыбкою.
— Ну что? — спросила графиня.
— Ничего, маман, — отвечала Мари, — я ведь говорила, что моя болезнь пройдет скоро, и Клементине я обязана исцелением.
Сказав это, она протянула одну руку своей подруге, другую — матери.
V
— Не желаешь ли ты сойти в залу? — спросила графиня, видя, что Мари совершенно успокоилась.
— Нет; я желала бы провести весь вечер с Клементиною.
— Хочешь видеть отца?
— Это было бы всего лучше.
— Де Брион, без сомнения, скоро уедет, и тогда граф будет свободен.
— Добрая, милая маман, пойдите, успокойте его, — сказала Мари, обнимая графиню, — и извините меня перед де Брионом, — продолжала она, взглянув на Клементину.
— С удовольствием, — отвечала графиня, не подозревавшая настоящей причины болезненного припадка своей дочери.
— Скажи мне, — вскричала Мари, бросаясь в объятия своей подруги, едва только графиня заперла за собою дверь, — скажи мне, ты не сердишься на меня?
— Сердиться на тебя? За что? За то, что ты любишь де Бриона? Напротив, я рада этому, потому что и он тебя любит.
— Ты заметила его любовь, убеждена ли ты в ней?
— Вспомни, я давно тебе говорила.
— Правда, — отвечала Мари, протягивая ей руку, — ты больше чем добра, ты прозорлива; у тебя такое прекрасное сердце, что ты можешь угадывать поступки других. И за это-то я хочу, чтоб и ты была счастлива; я и де Брион — мы найдем тебе мужа.
— Ты говоришь так, как будто ты уже стала женою де Бриона.