– Вот уж спасибо! – говорю я, в основном потому, что не могу подобрать слова.
Я просто блуждаю в его лабиринте и чем дальше захожу, тем сложнее мне в нем ориентироваться.
– Ох, – говорит он, и подавленность еще сильнее проявляется на его лице, рука спадает с лица, и он
– Что я бегемот?
– Боже, нет! Я хотел сказать… сказать… понимаешь.
Хотела бы я
– Ты правда заставишь меня это сказать? – спрашивает он, словно это жестоко с моей стороны.
Кажется, что он
– Понимаешь, твое
Интересно, в этот свой Библейский колледж он ходил году в 1955-м?
– Тебе не нравится мое
Хотя, признаюсь, теперь я намеренно немного издевалась. Вся ситуация становилась комичной, забавно смотреть, как он нервничает, не может подобрать слова, чтобы выразить то, что совсем не хочет озвучивать.
– Боже, нет, конечно, не ненавижу. Мне очень нравится… то есть, не нравится. Просто твой купальник очень… очень откровенный, так? И слишком хорошо видно… ложбинку.
– Так ты ненавидишь ложбинки?
Его губы вытянулись в неприятную тонкую линию, которая мне была так хорошо знакома. Однако, должна признаться, она изменилась. По-моему, я даже уловила легкий оттенок веселья в его туманном взгляде.
– Ты ведь со мной флиртуешь.
– Может, немного, ты же назвал меня вульгарной.
– Извини, знаешь, ты совсем не вульгарная, – он замолкает, когда я подхожу чуть ближе. – На самом деле, я всегда считал тебя милой.
– Ах, это очень приятно, Арти, – отвечаю я, клянусь, я не собиралась так загадочно понижать тон, как будто я вообще не говорила «приятно», как будто я произнесла что-то другое. – Но думаю, ты как минимум в два раза лучше меня.
Я не ожидала, что он приоткроет рот, как только я это скажу. Но он это сделал. И это было очень специфично, так, словно он ждал, пока что-то проскользнет между его губами. Может, палец, а возможно, язык.