Венгерская рапсодия

– Ты правда считаешь меня милым? – спрашивает он, хотя и так прекрасно знает ответ.

Он ведь знает? Прежде чем он начал всю эту неловкую ситуацию, я иногда ловила себя на том, что смотрю на его лицо. На его пухлую верхнюю губу, и как часто кажется, что она слегка заворачивается внутрь. К тяжелой нижней челюсти, а потом, ох, потом… эти глаза. Они отличают его лицо от лица младшего школьника и добавляют чего-то, о чем говорил Джеймс, рассказывая про свою семью. Его бабушка и дедушка родились в каком-то холодном отдаленном месте, типа Сибири, и именно об этом я вспоминаю каждый раз, как смотрю в его глаза.

Что-то отдаленное и холодное, но какое же красивое.

– Разве тебе девушки постоянно об этом не говорят? – спрашиваю я, плавно подбираясь еще ближе – достаточно близко, чтобы чувствовать его дыхание на своем лице и видеть его пристальный, неожиданно сверлящий меня взгляд. – Должно быть, ты постоянно это слышишь.

– Обычно я не оказываюсь достаточно близко, чтобы спросить, – говорит он, но для меня это не ответ на вопрос: достаточно пространно, чтобы я смогла протиснуться, и достаточно узко, чтобы я всерьез об этом задумалась.

Я просто говорю.

– Ты сейчас достаточно близко ко мне.

Он почти закатил глаза.

– Да, и от этого у меня испарина по всей шее.

– Может, здесь просто слишком жарко, – говорю я.

Не понимаю, в кого я превращаюсь, мой голос вдруг странно понизился, несмотря на все мои старания этого избежать, и, по-моему, я не могу повлиять на то, что моя грудь продолжает подниматься и опускаться уж слишком, так что моя и так не особо скрытая ложбинка еще сильнее бросалась в глаза.

– Нет, – сказал он сквозь нечто большое и липкое в горле. – Уверен, что ты первая.

И то, что происходит со мной, – то, что делает мой голос низким, а взгляд томным, оно тоже усугубляется. К этому добавляется неожиданное тепло, разливающееся в груди и неумолимо опускающееся ниже, прежде чем добраться до самого неподходящего.

До низа живота. Точнее, знаете… еще ниже.

– Тогда, может, мне уйти? – говорю я, но тут начинается самое смешное.

Когда я собралась вылезти из воды, он выглядел почти расстроенным. Расстроенным и что-то еще…

Думаю, мучающимся.

Тем не менее я не могу его винить. Если он скажет да, возможно, это вернет его к тому, с чего мы начали, все эти разговоры о вульгарности. В то время как нет… нет будет значить, что он хочет, чтобы я осталась и мы продолжили наш нелепый диалог. И хотя это приятно, даже больше, чем приятно, боже, настолько больше, что тоже заставляет мое сердце бешено стучать в груди. И я знаю, о чем я буду думать потом: о том, что я делала это с Арти, это с Арти я флиртовала, потому что, видит бог, так и есть.

Я флиртую с ним, пока он весь не покраснел.

– Нет, нет, все в порядке, – говорит он, но когда берет меня за руку, то краснеет еще сильнее. Его темные ресницы опускаются ниже, над вдруг загоревшимся огнем в глазах.