— Чел, я занята, — сухо отвечает Диана.
— Ну, ты скажи адрес?..
— Пересечение Проспекта Херни и Аллеи Неизвестных Блядей.
— Ч-чё?
— Да не знаю я, где я! Вот дом в форме вагины. И цвета, мм, вагины.
— Диана! Можешь ты сказать по-человечески, куда подойти?
В динамике раздаётся мужской голос, который предлагает Диане «Объяснение Богослужения Всенощного бдения».
— Тебе зубы в глотку вбить? — спрашивает Диана.
Я останавливаюсь. Холодный гнев поднимается к горлу и пережимает его до хрипотцы:
— Ты совсем?
— Чел, это не тебе! У меня в одном ухе ты, в другом — православный мудозвон! С листовками о Всенощном бдении! В жопу себе их засунь и бди! Чел, я… я пытаюсь разобраться с чёрной пиздой у меня в жизни, чтобы больше не было искушения ебашить блядские машины блядских коллекторов. Кстати, спасибо за кошелёк, из-за которого я чувствую себя дофига… а-а-а-бязанной! Но мне сейчас не до разговоров! Вообще!
— Кстати, спасибо за дыру в груди, — гордо и холодно отвечаю я.
Диана неопределённо мычит и замолкает.
Поделом.
Некоторое время мы идём в тишине. Я сворачиваю к автобусной остановке, и меня окружает мозаика из жёлтых подсолнухов, чёрных птиц и серо-голубых шестерёнок — что-то неопределённо-советское, древнее, жутковатое.
— Диана, нам надо поговорить. Желательно без мата через каждое слово.
— По телефону ты сказать не можешь? — с неким вызовом спрашивает она.
Вместо ответа я достаю свободной рукой факс и подношу под сияние вывески «Табак».
Неоновый-красный свет очерчивает газетный разворот со статьёй из «Вечернего Омска»: из-под разводов кофе, обесцвеченного чёрно-белым факсом, выглядывает фото и лаконичный очерк 2002 года о пропавшей без вести Новосёловой Брониславе Игоревне.
БЫЛА ОДЕТА: БИРЮЗОВЫЕ ЛОСИНЫ, КОЖАНАЯ КУРТКА С ШИРОКИМИ ПЛЕЧАМИ