— Благодарствую.
— Если ты звал только за этим, предлагаю разойтись и больше друг другу… не стыдиться. Дай, пожалуйста, куртку.
Голос её звучит глухо и обиженно. Налетает густой ветер, и чёрные пряди Дианы красиво, по волоску, соскальзывают на чёрные глаза.
Я протягиваю кожанку. Вспотевшее под тканью предплечье обжигает холод, кожа покрывается мурашками.
— Больше сказать нечего? — Диана убирает с лица чёлку. — Ну так лучиков говна тебе!
Она разворачивается с какой-то детской гордостью за удачную фразу и топает вниз по дороге. Солнце прячется за облако, округа погружается в стылую тень, и эта тень плывёт вслед за Дианой, пока не настигает, не накрывает с головой.
— Иди-иди, мне фиолетово. Конечно, это ерунда. Всё это… ерунда.
— То есть, ты звал меня из-за ерунды. — Диана на ходу оборачивается. — Заебись.
— Ага…
— Ага.
— Такая ерунда, что твоя мама завела две личности!
Диана проходит ещё пару шагов, но потом мои слова всё же догоняют её. Она спотыкается и замирает на несколько секунд. Затем оглядывается и перехватывает кожанку — так, будто подкладка раскалилась.
С трудом разлепляет губы:
— Ты о чём?
Мне хочется бросить «ерунда», бросить раз, другой, третий, измусолить это и без того малозначимое слово, но я себя пересиливаю: достаю распечатку статьи, с хрустом разворачиваю и шагаю к Диане.
Она касается бумаги пальцами, щурится.
Сначала на лице её отражается непонимание, но затем тонкие губы сжимаются в улыбку, а между бровей пролегает глубокая трещина.
Вот и всё. Пути назад нет.
Солнце вырывается из пелены облаков и ошпаривает нас ярким-ярким светом.
— Как это? — Диана переворачивает лист, смотрит обратную сторону. Губы её синеют, кожа бледнеет. — Как? Это же не…