Когда Вероника Игоревна вернулась из пустыни, эти кнопки в прихожих, что у нас дома, что здесь, превратились для обеих Фролковых в поле боя. Диана больше не гасила свет — даже ночью, будто опасалась, что мама заблудится по дороге из туалета. Вероника Игоревна злилась и всё вырубала, батя бухтел насчёт электричества, но Диана заклеивала выключатель опять, подмечая, мол, некая дамочка уже потратила все деньги на «секту идолопоклонников».
Подобные стычки начались ещё при мне и, уверен, тянулись до нынешнего исчезновения Вероники Игоревны. Помню, я легко угадывал, кто недавно пришёл: если в прихожей царствовали сумерки — Вероника Игоревна, если лампа — Диана.
Я поддеваю ногтем скотч, и он отделяется с тихим скрипом.
У вас никогда не зудит в пальцах от странного желания поскрести и поотдирать всё, что плохо приклеено? Этикетки с бутылок, наклейки с яблок, катышки с шарфа?
Коваль обычно говорит, что мне не хватает секса. «Google» утверждает, что моя душа стремится к совершенству, к идеальной чистоте и гладкости.
Не знаю.
Мне тупо нравится отдирать.
Я оставляю скотч в покое и поворачиваюсь к прихожей-гостиной. В глаза бросается ещё один знакомец: красный аппарат с дисковым номеронабирателем. Не припомню, чтобы Вероника Игоревна хоть раз брала трубку, когда звонил городской телефон. Трели пульсирующим эхом расходились по комнатам, посуда на кухне дребезжала, в голове дребезжало, а он верещал и верещал, пока Диана со словами «ма-амм, ну сколько можно!» не отвечала.
Я снимаю пыльную трубку и слушаю гудок, протяжный и печальный. Под ложечкой посасывает от желания позвонить.
Кому?
Трубка с тихим стуком ложится на рожки, я прохожу вглубь прихожей.
Громоздятся картонные коробки, дремлет мебель под снежно-белой тканью — аккуратно упакованная, аккуратно проштампованная жизнь. Словно дом окутало простынями-призраками, простынями, в которых путаешься, простынями, которые укрывают тебя и душат с мягким шорохом, с едва различимым шёпотом: спи, спи, спи…
— Это ты сложила вещи?
— Чел. Б… блин. Полтергейст.
Я поворачиваюсь к Диане. Она сидит на пороге, и клубы табачного дыма завиваются над её головой серыми змеями. Сквозь них, поверх правого плеча Дианы, проступает луна. Бледный диск катится над обрывом, в синей проталине неба, в кайме из облаков. От этой картины в раме дверного проёма — день, силуэт Дианы, дым, луна — у меня по затылку пробегает холодок.
— Не сиди там. В прошлый раз за домом следили.
Диана не отвечает. Я не решаюсь настаивать и подхожу к занавеске (розочки на белом), которая отделяет следующую комнату. У порога, в полоске свето-тени, дрожит на сквозняке трупик мухи.
— У тебя бывает… сознание как бы прерывается?.. — спрашивает Диана.
— А?
— Как бы… как радиосигнал. — Она затягивается сигаретой. — Как мысли пытаются прорваться сквозь шум помех и… и шиш. Только редкие слова в шуме… как бы… как бы тени мыслей… своих? Чужих?..
ebooksa