– Она больше здесь не работает.
Он отодвигает конверт в мою сторону.
– Что? Когда она… когда она уволилась?
– Я не располагаю такой информацией, мэм.
К столу подходит женщина из службы доставки, и охранник переключает внимание на нее.
Я забираю конверт и выхожу через те же вращающиеся двери. В сквере перед зданием стоит маленькая скамейка, на которой я собиралась дождаться Эмму. Я опускаюсь на нее.
Я не знаю, чему так удивлена. В конце концов, Ричард не хотел бы, чтобы его жена работала, и уж точно не на него. У меня мелькает мысль, что она, возможно, устроилась на другую работу, но я знаю, что это невозможно, только не перед самой свадьбой. И я также уверена в том, что она не вернется на работу, когда они поженятся.
Ее мир начинает сжиматься.
Я должна до нее добраться. Она пригрозила позвонить в полицию, если я снова появлюсь у ее дома, но последствия, которых опасаюсь я, сейчас куда страшнее.
Я встаю и кладу письмо в сумку и рукой случайно касаюсь кошелька, в котором лежит фотография Герцога.
Я достаю маленькую цветную фотографию из пластикового окошка. На меня обрушивается волна ярости. Если бы Ричард оказался здесь сейчас, я бы подлетела к нему и вцепилась ему в лицо, осыпая его ругательствами.
Но силой воли я заставляю себя вернуться к столу охраны.
– Прошу прощения, – говорю я вежливо, – у вас не будет конверта?
Он молча протягивает мне конверт. Я кладу внутрь фотографию Герцога, потом роюсь в сумке в поисках ручки и нахожу только серый карандаш для глаз, которым и пишу на конверте: «Ричард Томпсон». Буквы, выведенные тупым карандашом с мягким кончиком, под конец становятся совсем неряшливыми, но мне все равно.
– Тридцать второй этаж. Я точно знаю, что он все еще здесь работает.
Охранник поднимает брови, но в остальном сохраняет невозмутимость, по крайней мере, пока я не выхожу на улицу.
Мне нужно идти в «Сакс», но, закончив там, я пойду прямо к квартире Эммы. Интересно, что она сейчас делает? Собирает вещи, готовясь к переезду? Покупает соблазнительную ночную рубашку в преддверии медового месяца? Пьет прощальный кофе с друзьями, обещая, что они будут продолжать все время видеться?
Я опускаю на тротуар левую ногу. «Спасти». Потом правую. «Ее». Я иду все быстрее и быстрее, слова эхом отзываются у меня в голове: «Спастиееспастиееспастиее».
* * *
Однажды я уже опоздала, в тот последний год жизни в доме женского университетского сообщества во Флориде. Больше это не повторится.