Я приоткрыла дверь в коридор и, глядя в щёлку, прислушалась. Вроде бы всё тихо. Расстояние до кухни и до спа-центра было примерно одинаковым. Но я решила отправиться на кухню, потому что сегодня, когда весь отель танцевал на рождественском балу, господин Хеффельфингер мог уже запереть спа-центр и уйти домой.
Первый поворот я преодолела неуверенно, опасаясь, что за ним обнаружится господин Людвиг со своим пистолетом, но потом решила ускорить шаг. Чем быстрее я окажусь у телефона, тем скорее закончится этот кошмар.
Я понеслась вперёд и за следующим поворотом врезалась в Пьера, тащившего огромную корзину булочек. Несколько булочек выпали и раскатились по полу.
– Фанни! – изумлённо воскликнул Пьер.
Я чуть не разревелась от облегчения, что это он, а не кто-нибудь другой.
– О господи!.. – выдавила я. – Какое счастье, что это ты! Скажи: ты не видел каких-нибудь… э-э-э… подозрительных личностей здесь, внизу?
– Конечно, видел, их тут целая куча, – ответил Пьер. – На кухне, например, ошивается множество подозрительных личностей, и шеф-повар – первый. Меня от них всех уже воротит. Доработаю эту смену и возьму два отгула. И угадай: чем я займусь? – Только теперь он заметил, что, похоже, со мной не всё в порядке. – Боже мой, Фанни, что стряслось? Ты выглядишь так, будто тебе явилось привидение!
Ах, если бы!..
– Пьер, ты должен мне помочь! – вырвалось у меня. – Кое-кто хочет похитить дочку русского олигарха и потребовать бриллиант «Надежда» в качестве выкупа. Поэтому я с Дашей сбежала из панорамного люкса. Но они по-прежнему гонятся за нами. У них оружие, и они очень опасные преступники.
На лице Пьера отразилось беспокойство, которое сменили недоверие и явные сомнения по поводу моего душевного здоровья. Не отводя от меня пристального взгляда, он медленно склонил голову набок, и я вдруг поняла, как должен был чувствовать себя Тристан, когда объяснял мне то же самое в ванной панорамного люкса. Никто в здравом уме и твёрдой памяти не мог бы поверить в подобную историю. Человеческий мозг был на это органически не способен.
– Ага-а!.. – задумчиво протянул он. – Ты хочешь сказать, что сбежала вместе с ребёнком этих русских, потому что за вами охотятся вооружённые киднепперы, которые хотят заполучить бриллиант «На… как-его-там»?..
– Я знаю: это звучит по-идиотски, – перебила его я. – Полный идиотизм! Но это правда! Мне нужно позвонить месье Роше из кухни и всё ему рассказать. Пусть он вызовет полицию и сообщит обо всём Егорову. Ты мне поможешь?
– Конечно, помогу. – По лицу Пьера я не могла сказать, что полностью убедила его, но, во всяком случае, его насмешливая улыбка уступила место сосредоточенности. Очевидно, серьёзность положения постепенно начала до него доходить.
– Где девочка находится сейчас?
– Я оставила её в прачечной.
– Что?! Совсем одну?! – Пьер набрал в грудь воздуха. – Ладно. Мы поступим вот как: ты вернёшься к ребёнку и подождёшь. Я всё сообщу месье Роше и вызову полицию. А потом я возьму свой самый острый нож и буду охранять прачечную. Ни один ребёнок из отеля не пропадёт! – Не обращая внимания на оставленную корзину с булочками, он поспешил в противоположном направлении. – Можешь на меня положиться, Фанни! – крикнул Пьер, на ходу обернувшись ко мне.
Ну вот. Теперь всё будет хорошо. Я вернулась в прачечную и вытащила Дашу из её гнёздышка внутри Старой Берты. Мне только так показалось или она стала дышать беспокойнее? Возможно, внутри стиральной машины было недостаточно воздуха? С девочкой на руках я подсела к столику Павла, покачивая Дашу, как младенца.
– Ещё чуть-чуть – и твой папа придёт и заберёт тебя, – произнесла я.
Когда дверь распахнулась, в неё вошёл Пьер. Как и обещал, он прихватил с собой нож. Правда, он был не особенно велик, зато, несомненно, наточен, как бритва, и Пьер прекрасно умел с ним обращаться.
– Я всем всё сообщил… – выдавил он, запыхавшись. – Месье Роше вызовет полицию и оповестит руководство отеля. Ещё я попросил моего друга Лукаса взять огнетушитель, встать за лестницей и поливать пеной любого, кто покажется ему подозрительным. Ой, это та малышка, которую хотели похитить? Какая славная! Она спит? Почему ты плачешь, Фанни?