Нова. Да, и Гоморра

22
18
20
22
24
26
28
30

Может, я старомодный, но я не люблю, когда бросают девушек в таком положении. Значит, это и была последняя небольшая услуга, которую Рэтлит должен был оказать Алегре и после которой так и не вернулся. Сбегать в лабораторию. Результаты мгновенно, с подтверждением через неделю. В состоянии Алегры беременность была таким же смертным приговором, как и попытка завязать с наркотиком. И аборт, все равно каким методом, тоже убил бы Алегру — настолько она была слаба. Мгновенный результат. Наверняка Рэтлит все это знал, когда получил ответ в лаборатории — ответ, которого Алегра боялась и за которым отправила Рэтлита. Он знал, что она в любом случае умрет.

И потому украл золотой пояс.

«Когда любишь человека, то есть когда по-настоящему любишь…» — сказала тогда Алегра.

Когда кто-то сбегает и бросает больную беременную женщину, тому должны быть веские причины.

Все это сошлось у меня в мозгу, как две порции ядерного топлива в критическую массу. От взрыва в голове слетели кое-какие крепления, которые я раньше считал прочными.

Я вытащил бухгалтерские книги, включил компьютер, выключил компьютер, убрал книги и уставился в экологариум, зажатый у меня в кулаке.

Среди плавающих, летающих, ползучих, спаривающихся, рожающих, растущих, меняющихся, занятых своими делами существ я заметил тупиковую ветвь — зеленых червей. Я не замечал их раньше, потому что они были где-то с самого края, пытались пробить головой стекло. Когда им надоедало выделять свободные фосфаты и биться головой о стену, они затевали драку между собой и раздирали друг друга на куски.

Страх и злость действуют на меня плохо.

Однажды меня чуть не убил золотой — по жестокости и бездумью.

Те же самые жестокость и бездумье убили Алегру и Рэтлита.

А сейчас, когда этот чертов мальчишка грозился… то есть я сперва подумал, что он грозится…

До бара Герга я дополз, когда «дневной» свет только что погас и зажглись уличные фонари. Но по дороге я зашел еще в десяток мест. Помню, как что-то объяснял матросу с межзвездного челнока — он впервые попал на Станцию и очень расстроился, увидев, как одна золотая накинулась на другую с разбитой бутылкой-розочкой. Помню, я говорил, обращаясь к трехглавому бугру у него на плече:

— …муравьиная колония! Ну знаете, два куска стекла, между ними земля, и видно, как муравьишки роют ходы, откладывают яйца и все такое. В детстве… за стеклом… Если вы сидите за стеклом, вы не растете…

Я замахал руками у него перед лицом. На пальцы намоталась цепочка экологариума.

— Эй. — Он поймал мое запястье и прижал его к стойке бара. — Все в порядке. Расслабься.

— Слушайте, — не унимался я, хотя он уже отвернулся. — У меня были муравьи за стеклом! Если вы не выходите из-за стекла, вы не растете!

Матрос снова повернулся ко мне и облокотился на стойку.

— Ну ладно, — дружелюбно сказал он. И тут же сделал самую идиотскую и провальную ошибку, какую только мог. — Что там про тетю?

— Моя мать…

— Ты же вроде про тетю говорил?