Кладу руку ей на плечо, и она сразу умолкает, словно ее ударили. Оглядывается: нет, кругом никого, никто не смотрит. И, облегченно вздохнув, накрывает мою ладонь своей.
Я отдергиваю руку:
— Так что мы такое?
— Можно было придумать какой-нибудь другой способ! — Теперь обе ее руки в карманах.
— Можно было. Верно. Но вы же знаете, милая моя, что выше ионосферы для этих ваших драгоценных половых желез многовато радиации. И на Луне, и на Марсе, и на спутниках Юпитера.
— Можно было придумать специальные скафандры… Поглубже изучить механизмы биологической защиты…
— Время демографического взрыва. Ну уж нет, тогда искали любой предлог уменьшить число детей, особенно с генетическими уродствами.
— Ах да… да. — Она кивает. — Мы все еще никак не освободимся от неопуританской реакции на сексуальную свободу двадцатого века.
— Так что решение приняли верное. — Я с улыбкой чешу в паху. — Я, например, просто счастлив.
Ну никак не могу понять, почему, если этот жест делает спейсер, он считается особенно непристойным.
— Прекратите! — резко произносит она и делает шаг назад.
— А что такого?
— Прекратите! — повторяет она. — Не делайте так. Вы как ребенок.
— Нас отбирают из детей, чьи сексуальные отклики в период пубертата безнадежно отстают от возраста.
— А ваша детская агрессивность, заменяющая собой любовь? Возможно, это и делает вас особенно привлекательными. Да, я знаю, что вы ребенок.
— Вот как? А про фрелков вы мне что-нибудь расскажете?
Она задумывается.
— Думаю, мы те сексуально заторможенные, кого не отобрали в спейсеры. Наверное, вы правы, решение было верное. Вы и в самом деле не жалеете о том, чего лишены?
— У нас есть вы, — отвечаю я.
— Да. — Она смотрит вниз. Заглядываю ей в лицо, пытаюсь увидеть, какое выражение она прячет. Это улыбка. — Ваша жизнь возвышенна, исполнена славы, а вдобавок у вас есть мы. — Она снова поднимает голову. Лицо ее так и сияет. — Вы парите в небесах, миры вращаются под вами. Вы шагаете через континенты, а мы… — Она повела головой вправо, влево, черные волосы свиваются в кольца на плече плаща. — А мы влачим серую, однообразную жизнь, скованные земным тяготением… и