— Мне всегда казалось, что это чересчур длинно.
Она отворачивается:
— Мне вовсе не нравится быть фрелкой. Так лучше?
— Тоже не очень. Будь кем-нибудь еще.
— Перверсию не выбирают. У вас их нет и быть не может. Вы свободны от этих проблем. Вот за это я вас и люблю, спейсер. Моя любовь берет начало в страхе полюбить по-настоящему. Разве это не прекрасно? Извращенец замещает недоступное для «нормальной» любви. Гомосексуалист — зеркалом, фетишист — обувью, часами, корсетом. А те, у кого комплекс невесомостного сексуального за…
— Фрелки.[20]
— Фрелки замещают, — она вновь пристально смотрит на меня, — парящим куском мяса.
— Я не обиделся.
— Жаль, я как раз хотела вас обидеть.
— Зачем?
— У вас нет желаний. Вам не понять.
— Продолжайте.
— Я хочу вас потому, что вы не хотите меня. Это наслаждение. Когда кто-то и впрямь испытывает сексуальную тягу к… к нам, мы пугаемся. Интересно, сколько людей до вас ждало вашего появления? Мы — некрофилы. Я уверена, что с вашим появлением осквернители могил исчезли. Да нет, вы этого не поймете… — Она помолчала. — А если б могли понять, я бы не ворошила ногами опавшие листья и не ломала голову, где одолжить шестьдесят лир. — Она переступила через древесный корень, проломившего мостовую. — А как раз такие нынче в Стамбуле расценки.
Мысленно перевожу в доллары.
— Чем дальше на восток, тем все дешевле.
— А знаете, — она отпускает полы плаща, и они расходятся, — вы не такой, как другие. По крайней мере, хотите понять…
Я говорю:
— Если я плюну столько раз, сколько ты говорила это другим спейсерам, ты утонешь.
— Проваливай обратно на свою Луну, ты, кусок мяса. — Она закрыла глаза. — Убирайся на свой Марс. У Юпитера много спутников — там от тебя будет какой-то прок.
— Простите, так где вы живете?