Нова. Да, и Гоморра

22
18
20
22
24
26
28
30

— Американский индеец. — Я чуть-чуть наклоняю голову. Теперь ее очередь делать реверансы.

— Вот как! А я в этом году поступила в Стамбульский университет. А ваша форма… кажется, она означает, что вы… — после некоторой паузы она все-таки решается произнести это слово, — спейсер?

Мне слегка не себе.

— Да.

Сую руки в карманы, облизываю зуб, третий сзади, то есть проделываю все то, что всегда делаю, когда мне не по себе. Как-то один фрелк сказал мне, что в такие минуты я выгляжу особенно возбуждающе.

— Вот именно. — Сказано, пожалуй, резковато, громче, чем надо: она даже вздрагивает.

Итак, она теперь знает, что я знаю, что она знает, что я знаю, и я уже пытаюсь представить, в каком ключе мы станем разыгрывать дальше этот отрывок из Пруста.

— Никакая я не гречанка, — вдруг говорит она, — я турчанка. И университет уже окончила. Изучала историю искусств. Случайным знакомым часто говорят неправду, чтобы хоть как-то защитить свое «я»… только, по-моему, зачем все это? Мне иногда кажется, что мое «я» такое крохотное.

Ну что ж, можно сделать и такой ход, почему нет, тактика бывает разная.

— Вы далеко живете? — спрашиваю. — И какие тут цены в турецких лирах? — А можно и такой вот; тактика, повторяю, бывает разная.

— Мне нечем вам заплатить. — Она еще плотней закутывается в плащ. Да она хорошенькая! — Я бы очень хотела. — Пожимает плечами и улыбается. — Но я… бедна, как студентка. Денег у меня нет. И если вы сейчас повернетесь и уйдете, я не обижусь. Хотя мне будет грустно.

Я не трогаюсь с места. Я знаю, что в конце концов она даст денег, пускай немного, но даст. Что ж, возьму, сколько даст. Но нет, она, похоже, и не собирается. Ага, можно сделать, значит, и такой ход. Интересная тактика.

И тут я спрашиваю себя: «А за каким чертом тебе нужны эти проклятые деньги?» И тут порыв ветра стряхивает на нас с веток кипариса капли холодной влаги.

— Мне кажется, все это вообще достаточно грустно. — Она вытирает капли с лица. И голос какой-то надломленный. Я чересчур пристально разглядываю полоски влаги на ее щеках. — Грустно, потому что вы — спейсер, а чтобы вы им стали, вас непременно нужно было модифицировать. Если бы этого не случилось, то… Если бы не было спейсеров, мы бы не были… такими. Раньше вы кем были, мужчиной или женщиной?

Снова ливень холодных капель. Я смотрю себе под ноги; капли падают прямо за воротник.

— Мужчиной, — отвечаю. — Какая разница.

— А сколько вам лет? Двадцать три? Двадцать четыре?

— Двадцать три, — машинально отвечаю я.

На самом деле мне двадцать пять, но чем мы для них моложе, тем они больше платят. Черт подери, да не нужны мне ее деньги…

— Значит, я угадала, — кивает она. — Как правило, такие, как я, хорошо разбираются в спейсерах. Вы замечали? Впрочем, что нам еще остается? — Смотрит на меня огромными черными глазами. Быстро-быстро моргает, прежде чем отвести взгляд. — Вы были бы очень красивым мужчиной. А теперь вот вы — спейсер, вы строите водосберегающие установки на Марсе, программируете рудничные компьютеры на Ганимеде, обслуживаете ретрансляционные станции на Луне. Модификация… — Из всех людей только фрелки произносят это слово с таким смешанным чувством восхищения и сожаления. — Вы знаете, трудно избавиться от мысли, что все можно было бы сделать как-нибудь по-другому. Ну почему не могли придумать ничего лучше кастрации, превращения вас в существ даже не андрогинных, а…