Я, Шерлок Холмс, и мой грандиозный провал

22
18
20
22
24
26
28
30

Лошади рванули одновременно и некоторое время шли бок о бок, но потом я обогнал мисс Лайджест и первым доехал до условленного финиша. Обернувшись, я увидел, что мисс Лайджест ездит по кругу и пытается заставить своего коня идти прямо.

— В чем дело? — спросил я, возвращаясь.

— Ему в голову вдруг пришло добровольно сойти с дистанции! — ответила она, продолжая бороться с жеребцом. — Какого черта он не едет прямо?! Ну вот, наконец-то! Не удивлюсь, если он также внезапно решит бежать исключительно прямо.

Смолл, словно поняв ее слова, рванулся вперед и помчался с оглушительной скоростью. Мисс Лайджест удалось остановить его только через несколько сот ярдов. Она крикнула мне, чтобы я ехал к ней.

— Теперь мы с ним, кажется, лучше понимает друг друга, — сказала мисс Лайджест, направляя коня.

— Перестаньте смеяться, мистер Холмс! Смолл больше так не будет. Правда, Смолл? Вот видите, он кивает.

— Это еще ничего не значит. В прошлый раз он так кивал, когда собирался вас сбросить.

— Ничего подобного, теперь он меня слушается. Замечательный конь!

Мы находились в ложбине между холмами, и один из них загораживал мне вид на то, что было за ними.

— Что за этими холмами, мисс Лайджест? — спросил я.

— Еще одна равнина?

— Совершенно верно, равнина. Не такая большая и глубокая, как эта, но тоже очень живописная. Кстати этот проход тоже очень неплох. Посмотрите, какие деревья там наверху! Они почти свешиваются вниз и держатся только кончиками корней.

Мы неторопливо проехали ложбину, наслаждаясь тенью и прохладой. Было удивительно тихо, и только стук копыт легким эхом отдавался позади. Здесь, между двух холмов, чувствовалось движение воздуха, и иногда легкий ветер колыхал ветки висящих над тропинкой кустарников и деревьев. Пахло травами. Мисс Лайджест ехала впереди, и я видел, как несколько прядей ее волос выпали сзади из-под шляпы и покачивались в такт лошадиным шагам.

Новая равнина действительно была меньше, но она была полна цветов. Я с удовольствием вдохнул их горячий аромат.

Когда дорога стала шире, мы с мисс Лайджест вновь поехали рядом.

— По-моему, — вдруг сказала она, — моему коню нужна пробежка. Я, пожалуй, проеду небольшой круг, а вы можете подождать в тени от этого вяза. Посмотрите, как вашей лошади понравились здешние цветы!

Она толкнула Смолла в бока, и он, словно того и ожидая, помчался во весь опор. Я, по совету мисс Лайджест, отъехал в тень дерева, разрешил своей кобыле спокойно жевать траву и смотрел, как мисс Лайджест позволяла своему коню вытворять всякие фокусы и, совершенно не сдерживая его, носилась по равнине. Неожиданно я представил себе, как почтенные старушки стали бы комментировать эту сцену, и невольно улыбнулся. Однако эта улыбка быстро сошла с моего лица. Я подумал о тех нападках, которым мисс Лайджест всегда подвергалась со стороны недалеких обывателей, и мне было горько сознавать, что ее исключительность, призванная сделать ее жизнь легче и ярче, приносила ей неприятности и беды. Воистину, wir sind gemohnt, dass die Menschen verhonen was sie nicht vertehen[3]. Но я понимал ее! Я ощущал это каждую минуту, когда был с ней. Однако самым странным было то, что и она тонко чувствовала меня, легко понимала и принимала мой, надо признаться, весьма трудный характер. И вот именно в те самые моменты, когда все произносимые слова передавали больше, чем могут передать слова, когда наше понимание становилось почти осязаемым и когда я должен был бы радоваться этому редкому по своей прелести общению, гдето в глубине моего существа зарождалось нечто, что отдавалось тревогой в мозгу и тяжестью в сердце. Необъяснимость этого чувства тяготила меня, и я испытывал странное волнение, опасение за себя, за то, что происходило со мной, когда эта женщина вот так скакала по равнине… Ничего подобного со мной никогда не было, и ясность собственных эмоций была для меня так же естественна, как ясность рассудка. Теперь, когда мой рассудок был бессилен в том, что касалось моих чувств, я ощущал себя беспомощным… И что это за странный букет: неистощимый интерес, глубокая симпатия, какая-то внутренняя теплота и… нежность?.. Внезапное решение чуть не вышибло меня из седла — ведь это и называется любовью! Моя спина похолодела, а на лбу выступила испарина. Так неужели я влюблен? Эта мысль определенно не укладывалась в моем мозгу, и я чувствовал себя, как пойманный кролик…

— Мистер Холмс, — голос мисс Лайджест вырвал меня из забытья, — мистер Холмс, что с вами?

Она подъехала ко мне и остановила коня.

— Абсолютно ничего. А в чем дело?