Я, Шерлок Холмс, и мой грандиозный провал

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не могу представить, какие здесь могут быть сложности…

Мне вдруг стало не по себе. А что если она давно догадалась о моих чувствах и теперь забавляется, видя, как еще один мужчина не устоял перед ней? Что если она теперь намеренно дразнит и испытывает меня, с привычным удовольствием наблюдает за тем, как легко ей использовать полученную надо мною власть? Неужели мои чувства к ней так заметны? Неужели из-за них я выгляжу смешным?.. Но, с другой стороны, зачем ей это? С какой стати ей могло прийти в голову смеяться надо мной?! Она умна, благородна и слишком цельна для мелких уловок. Да и веду я себя совершенно естественно, ничем не выдавая произошедших во мне перемен… Пожалуй, единственным объяснением этому могло бы быть то, что она, напротив, не знает, как я отношусь к ней, и пытается своими двусмысленными высказываниями и непрямыми вопросами выяснить это. Если так, то наше дальнейшее общение обещает быть интересным.

— Скажите мне, мисс Лайджест, — обратился я к ней, — почему вам пришло в голову вспомнить забытый рояль сегодня и взяться именно за Бетховена?

Она пожала плечами:

— Не знаю. Вы были заняты, я сделала все дела, какие только смогла придумать и вдруг решила проверить, не пропали ли старые навыки, — она положила свои пальцы на черную полированную поверхность и критически взглянула на них.

— Как видно, не совсем пропали, и еще есть надежда их окончательно восстановить. Ну а эта замечательная соната… Я неплохо исполняла ее, еще когда была совсем юной. Тогда мой учитель постукивал указкой по этим самым пальцам, если был мною недоволен. Так что если уж я решила проверить память своих рук, было разумным начать с того, что мне когда-то удавалось.

— Это верно и разумно, даже чересчур разумно. По-моему, вы пытаетесь представить свои мотивы более рациональными, чем это есть на самом деле.

— И от кого я это слышу! Как же вы в таком случае объясните мои мотивы, мистер Холмс?

— Я не собираюсь их объяснять, мисс Лайджест, но я возьму на себя смелость утверждать, что вы были по-настоящему взволнованы, когда играли — это чувствовалось даже тогда, когда я еще не мог видеть вас. Вы играли не просто точно и уверенно, а вдохновенно и воодушевленно, то есть в вашем исполнении было много такого, что нельзя описать и предписать нотами и что могло идти только из глубины вашего настроения.

Мисс Лайджест немного склонила голову набок и задумчиво посмотрела на меня:

— А я и не предполагала, мистер Холмс, что вы можете так тонко чувствовать чужое настроение лишь по косвенным признакам.

— Косвенные признаки — это мой хлеб.

— Уверена, что ваш хлеб всегда будет с маслом.

— Надеюсь на это. Так вы признаете, что были взволнованы и поэтому решили выразить свое волнение в музыке?

— Просто пришедшая в голову мысль о том, что неплохо бы вспомнить старое, оказалась кстати. Меня действительно занимали кое-какие сомнения, и такой способ их разрешения показался мне естественным.

— И теперь с сомнениями покончено? — улыбнулся я.

— Да, уже покончено, — ответила она с выражением серьезного спокойствия.

В этот момент ее лицо было удивительно прекрасным, но не unkndml, а скорее печальным. Она убрала ноты на край рояля, и я заметил под ее треугольным воротником красивую бархатистую родинку. Необыкновенная ласка проснулась во мне, и я едва удержался, чтобы не назвать ее по имени. Да, моя Элен! Какие еще могут быть сомнения — я люблю ее, люблю глубоко и страстно желаю нашего сближения. Теперь я остро ощутил необходимость предстоящего мне выбора и всю его тяжесть.

— Знаете, мисс Лайджест, — сказал я, — я ведь сделал ошибку в своих умозаключениях относительно вас.

— О чем вы?