Ничего не изменить

И вот мы – развитое человечество с ядерными топорами, направившими их друг на друга, выбегаем на поляну и начинаем кровавую бойню. Нет, кости погибших не хрустят как раньше – они просто падают за занавес истории, как убитый актер на сцене. И в итоге остается один – не самый сильный, не самый умный, а самый удачливый, упавший под убитого и спрятавшийся под его телом. Он – единственный победитель в этой ядерной всемирной бойне. Его жизнь теперь на этой планете доминантна и его потомки теперь будут жить в самой удобной и теплой пещере.

Что это будут за люди? Вольётся ли в них с молоком матери спасительный ген, который заблокирует губительный инстинкт бандита, насильника и грабителя? Остается только надеяться, что человечество, пережившее войну, не сможет спокойно переносить насилие – ни рядом с собой, ни к самим себе. Оно не позволит себе попрать слабого и отобрать у него кусок хлеба, не позволит случиться заново той трагедии, которая перевернула их жизнь. Иначе мы обречены.

Греясь вечером у примуса, Виктор обсуждал с Симоновым дальнейший план действий. Договаривались долго: Вячеслав считал, что стоит остаться в городе, раз в нем безопасно. Смутьянов наоборот, что нужно двигаться дальше и искать какую либо помощь.

– Витя, нам хочется верить в лучшее, но пока расклад не в нашу сторону и безопаснее всего сейчас оставаться на месте. Твое геройство, например, стоило нам неделю времени. Кто знает, что будет дальше?

– Для меня очевидно, что даже в этой кутерьме осталась какая-то форма власти, бункеры за Уралом, что-то да осталось, не могло все сгинуть. Сколько мы тут просидим – месяц, два, три? Придёт зима и придётся искать припасы в других городах, деревнях, сидеть на рации. Да мы с ума сойдем! – Смутьянов всплеснул руками.

– А что, если нет больше ничего, Витя? Что мы, не дай Бог, последние выжившие в СССР? Мы выйдем из города на верную смерть, в никуда, нам кранты! – Вячеслав показал на примус тонким пальцем. – Нам думать надо, как приспособиться и выжить, а не за призраками гоняться. Не в том возрасте мы уже, мичман, чтобы по полям да долам бегать и «ау!» кричать.

– Ты, товарищ мой дорогой, предлагаешь такую же альтернативу – забыл, что я говорил насчет зимы? Это может быть второй ледниковый период! На консервах, отапливаясь сломанной мебелью, ты не протянешь полгода, верная смерть. Скоро в города войдут звери, если они живы, голодные и злые – как ты защищаться будешь? Твой вариант равно что лечь и умереть, мы только отсрочим всё, – шкипер зло сплюнул на пол и заходил по подвалу.

– Нет, Витя, тут куда не кинь, так всюду клин. Выбирать нужно самое рациональное, – покачал головой дозорный.

Сидели дальше молча, молча пили чай. Нет, они не поссорились, лишь высказались, а теперь обдумывали все плюсы и минусы этого важного решения. Легли в тишине, но долго не спали, ворочались. Что будет дальше? Вопрос лишь в сроках и информации. Знать бы точно, что запасов хватит и есть спасательные миссии, тогда можно протянуть до весны, если повезет. Но если нет – им конец. Знания – сила, особенно, когда они могут спасти твою жизнь, определить твои действия, показать верный путь. Нет знания – ты слеп и глух, можешь полагаться лишь на интуицию и удачу.

Такой роскоши у них просто не было, кажется, лимит их удачи исчерпался на пути до этого несчастного города. За окном тишина, холодает на улицах маленького мирного городка. Хотя, население его теперь состоит из двух человек, он не перестает быть городом. Мы живы.

Сон Виктора был краткий, беспокойный. Снова снилась та ночь, с погоней за ребенком. А стоило ли оно того? Всё это сопротивление, вся эта борьба – стоили ли все эти усилия того, чтобы закончиться вот так? Грязь, слякоть, ядовитые потоки воды с неба, беспричинный страх. За это они боролись?

Солнце не взошло. В кромешной тьме его гадко имитировали спицы молний, бьющие в море. Шторм не прекращался ни на минуту, вода грозила перелиться за порог и затопить подвал – тогда всё, бежать некуда. Останется умереть в этом старом, затхлом подвале, захлебнувшись ядерным дождем. Ради этого было всё? Ради ничтожной, глупой смерти, отсроченной двумя неделями?

Но наступило спасительное пробуждение, потому что легкий сквозняк заставил Симонова встать и зажечь примус. Он грел руки, слегка подпрыгивая, чтобы согреться. Виктор поднялся на кровати, сел и улыбнулся, смотря перед собой.

– Утро доброе, Вячеслав Игоревич!

Дозорный слегка опешил и уставился на шкипера.

– Смутьянов, ты умом тронулся что ли? Какое доброе, мы дверь вчера забыли закрыть, я замерз как собака! – Вячеслав продолжил свои манипуляции над огнем.

– Если бы ты меня не разбудил, я бы дальше эту дрянь смотрел, будто мы тут сдохнем, прям в подвале, – взъерошив волосы, шкипер встал.

– А, ну тогда доброе, Виктор Михалыч! – развел руками дозорный.

Они быстро поужинали и уже пили чай, когда Смутьянов созрел переговорить вчерашнее решение.

– В общем, товарищ дозорный…