Ничего не изменить

Дозорный не договорил до конца. Яркая вспышка на секунду высветила высокую худощавую фигуру, вычертив черной краской все находящееся позади. Смутьянов кинулся к другу, наблюдая, как медленно тот падает на асфальт. Словно не торопясь, как на отдых, Вячеслав сел на дорогу и открытые навсегда глаза остались смотреть в бесконечное серое небо. Шкипер как в бреду подхватил дозорного, прижал рану на груди рукой и пытался что-то говорить сквозь слезы, хлопал его по щекам, просил позвать врача. Лишь когда из груди перестала бить черная густая кровь, он понял что произошло. Понял и закричал. Страшно, бессильно, громко. Он кричал и выл как зверь, размазывая по лицу кровавую жижу, изо рта старика стекали слюни, глаза застилала пелена слез. Шкипер прижал к груди тело товарища, испачкав два серо-зеленых костюмы в крови, и раскачивался, сидя на асфальте. Словно сотни снарядов разорвалось внутри его сердца, внутри его души. Невозможно. Нереально. Неизбежно. Мысли испарились из головы моряка, осталось лишь чистое сознание, которое толкало все его существо к осознанию того, что только что произошло. Ничего не было, кроме боли и сожаления. Сам Виктор стал этими чувствами. Все его существо сейчас плакало по этой неожиданной потере.

Старик сидел на асфальте, качая на руках тело товарища, и выл через плач. Он не видел и не слышал как вокруг столпились люди, слышалась ругань, кто-то подогнал медицинскую машину и попытался разжать его руки. На попытку забрать тело товарища Виктор лишь громче закричал и крепче сжал руки на резине химзащиты. Удар прикладом отключил осязание, но шкипер чувствовал как забрали Вячеслава, а его самого куда-то поволокли. Дальше было лишь шуршание колес и скрип железа.

Глава двадцать вторая. В чреве Кронштадта

Пустота и тишина – спутники смерти. Когда человек уходит, то от него остаются только воспоминания и некоторые вещи – сам же он растворяется для осязаемого мира. Потому что тело его истлеет рано или поздно, а самого его забудут, если почивший не озаботился оставить свой след в истории человечества. Но пустота и тишина ещё и спутники покоя, вечного хранителя доказательств нашего прибывания здесь. Сохраненные временем вещи могут тысячелетиями быть нетронутыми и оставить свой первозданный вид. Наверное, потому смерть является некого рода хранителем, даря нам вечный покой и вечное сохранение в бесконечном ничто.

– Слава, да что же ты… – запекшимися губами Виктор горько прошептал что-то ещё, но никто его не услышал. Открыв глаза, шкипер увидел лишь слабую полоску света в темноте – луч сразу отозвался болью в голове и он зажмурился. «Господи, как же глупо все вышло…» – моряк весь сжался на холодном полу и закрыл лицо руками. Лишь сейчас дошло осознание всего произошедшего. Славу застрелил кто-то из дозорных. Запаниковал или произошла осечка. Невозможно, чтобы человека убили за одну чужую фамилию.

С жестяным скрежетом открылась дверь и в комнату кто-то вошел. Две фигуры были еле различимы из-за яркого света в проходе, но по грустному голосу одного он узнал офицера.

Как дикий зверь, не взирая на боль, шкипер широко открыл глаза и одним рывком прижал к стенке командира блокпоста, подняв того за воротник по стене.

– Что, сука, страшно? – закричал он в лицо человеку, который со страхом вцепился в его руки, удерживая от удушения – Славу убили, выродки! За что?! За что, офицер?!

Виктор тряс военного, держа на вытянутых руках и бил об стену. Тот не сопротивлялся, лишь пытался не дать себя задушить воротником гимнастерки, крепко впиваясь пальцами в кулаки дозорного. Шкипера обхватила сильная рука сзади и отдернула от военного – он упал на бетонный пол и закашлялся. Виктор бессильно отошел к противоположной стене и съехал на пол. Обхватив руками голову, он снова стал раскачиваться, уже не предпринимая попыток напасть на офицера. Второй человек, защитивший его, помог подняться капитан-лейтенанту на ноги и спросил о самочувствии, тот, закашлявшись, ответил утвердительно. После военный вышел, а второй, которого не разглядел шкипер, сел на корточки рядом.

– Виктор Михайлович, мы просим Вас не нападать больше на людей. Капитан Савченко не стрелял в Вашего друга и не отдавал приказ стрелять. Виновный уже наказан и заключен под стражу, его ожидает справедливый народный суд и поверьте, решение будет суровым. Вы можете просить перед комиссариатом и рабочими о высшей мере наказания – сказал человек с тонким, тихим голосом.

– За что, мил человек? За что старика стрелять? Мы не воры, не убийцы, не больные, пришли только поговорить, а Славу убили – Смутьянов не мог сдержать слез – За что?

– Думаю, Виктор Михайлович, не имеет смысла Вас более удерживать здесь, а объяснит Вам все лучше уполномоченное лицо – человек встал и подал моряку руку – Мы все сожалеем о случившемся. Я искренне Вам соболезную.

– Глупо все вышло – покачал головой шкипер, поднимаясь на ноги – Сделанного не поправишь. Горько.

– Понимаю, Виктор Михайлович. Пойдемте – человек вышел из темной комнаты на свет и Виктор шагнул следом. На секунду зажмурившись, он разглядел под ногами сине-зеленую плитку, а в нос тут же ударил резкий запах больницы.

– Где мы? – спросил он у молодого человека в белом халате и очках, щурясь на свету.

– Военно-морской госпиталь города Кронштадта, Виктор Михайлович – доктор двинулся по коридору – Здесь штаб и научно-медицинский корпус города. Следуйте за мной.

Опустив голову, Виктор медленно побрел за доктором, слушая как в длинных коридорах раздаются эхом шаги. Больница всегда навевала на моряка тоску, а сейчас это было вдвойне тяжелее. Пройдя по всему этажу, они вошли в крыло с надписью на входе «Неврологическое отделение». Здесь было тихо и прохладно, по сторонам располагались палаты, окошки которых закрывали небольшие занавески. Виктора пригласили в кабинет на левой стороне от медицинского поста, доктор открыл дверь. Внутри, за массивным столом сидел человек в военно-морском кителе и вел запись в каком-то журнале.

– Товарищ комиссар, это Виктор Михайлович, он один из… – доктор не успел договорить, его прервал военный.

– Товарищ Смутьянов, я народный комиссар города Кронштадт и от лица всех рабочих и крестьян приношу Вам, как товарищу погибшего, искренние соболезнования. Стрелявший был сразу задержан и отправлен под арест на гауптвахту – его ожидает суд рабочих и матросов. Вы имеете право просить о высшей мере наказания по закону военного времени или о помиловании подсудимого. Вина его уже доказана, так что… – военный смущенно потер руки.

– За что? – спросил Виктор, глядя прямо в глаза. Военный явно смутился.