Мартинез слушать дальше бесконечные истории обдолбавшегося приятеля не собирался, перебил резко:
— И как ты себе это представляешь? С чего ей соглашаться?
— О, блядь! Тут ты не кипишуй, я все устрою! — заверил Диксон и заорал внезапно на все поле, так, что услышала не только тренирующаяся, как обычно, в уголке Мишонн, но и все, кого в этот ранний час принесло на стадион.
— Слышь, шоколадка! Я тут с приятелем поспорил, что ты этой железкой своей только красиво размахивать умеешь!
Цезарь, невнятно выругавшись, двинул Диксона в бок.
Он был просто в бешенстве.
Этот старый наркоман вообще края все потерял! Они же даже не договорились ни о чем! Они же просто разговаривали!
Но Мишонн уже шла к ним с другого конца стадиона, грациозно и практически невесомо, скользя, как кошка.
— Проверить хочешь, Диксон?
Бляяя, да от одного ее голоса, низкого, чувственного, можно было кончить.
— Я? Да ты че! Я старый уже для этих развлекушек! — Диксон хрипло рассмеялся, словно закаркал. - Вот Марти бы проверил, верно говорю, Марти?
Мишонн повернулась к Мартинезу. Смерила его нечитаемым, надменным взглядом.
— Я не собираюсь никому ничего доказывать.
— Боишься, что ли, шоколадка? — Диксон не унимался, и Мартинез готов был уже его заткнуть силой.
— Думай, как хочешь. Это все? Еще вопросы?
Она смотрела теперь только на Мартинеза, игнорируя Диксона полностью.
У Цезаря просто дыхание перехватывало от ее взгляда. Он внезапно подумал о том, как часто последнее время воображал, какова эта кошка в постели, как она двигается, как она стонет, а, может шипит? Урчит? Доминирует? Подчиняется? Ох, он бы проверил…
— Только один, красотка! — Диксону было откровенно плевать, что его игнорят, он твердо решил добиться своего, — Спарринг не хочешь? С моим приятелем? Он давно на тебя глаз положил. Если уложит тебя, то ты ему дашь. А? Хорошее предложение, соглашайся! Все равно все сдохнем, а так хоть будет че вспомнить…
Мартинез стоял молча, мучительно жалея, что не заткнул этого идиота раньше, вбив ему в глотку все оставшиеся зубы.
Ситуация была откровенно дебильной, как, впрочем, и все, чего касался этот однорукий кретин.