Сейчас она усмехнется, как обычно, или, еще хуже, просто пройдет мимо с каменным надменным выражением лица.
— А если я выиграю?
Цезарь даже подпрыгнул от неожиданности.
Да неужели?
И с удивлением услышал свой голос:
— Твое желание, nena (малыш. исп). Любое.
Он это сказал? Он это сейчас сказал?
Диксон рассмеялся опять своим мерзким каркающим смехом.
— Она запала на тебя, Марти, слышь?
— Заткнись уже, сука! — не выдержал все-таки Мартинез, не отрывая внимательного взгляда от женщины, напряженно ожидая ответа.
— Я согласна. Прямо сейчас.
Ох-ре-неть! Согласна! Просто охренеть!
Мишонн отошла в сторону, вытащила катану.
Мартинез огляделся, с досадой поняв, что разговор их слышал весь стадион, и теперь человек двадцать, не меньше, стояли полукругом, ожидая спарринга, отпуская комментарии разной степени пошлости.
Особенно усердствовал, конечно же, Диксон.
Цезарь наклонился, поудобнее взял в руки любимый мачете. По длине он, само собой, уступал катане, но по ширине, по убойной мощи превосходил, и намного.
— До первой крови, chica (девочка. исп)?
— Пока не уложишь, — усмехнулась она.
Мартинез решил, что ослышался.
Она с ним флиртует что ли? И если он победит ее, то реально даст? Поверить в это было сложно, но нереально хотелось.