– Врешь, сука! Ты всегда меня хотела со свету сжить! А когда Виктор умер – не ты трепалась по всему городу, что я его отравила?!
– Какое?! Родная, да ты подумай, – торопливо оправдывалась испуганная старуха, – все же знали, что он от удара помер! Если б ты отравила – нашли бы, его ж вскрывали! А что Люда его дочь, я никогда и не думала!
Старуха ничуть не смущалась присутствием свидетелей, которых уверяла как раз в обратном. Дима встал рядом с Марфой и шепнул ей на ухо:
– У меня такое чувство, будто мы невидимки.
– Это они ставят на место нас, молодых да приезжих, – таким же шепотом отозвалась та. В голосе слышалась насмешка. – Провинциальный приемчик.
– Почему ты не попросишь их уйти? Я тебе удивляюсь.
– Поднимется такой визг, что себе дороже обойдется. – Она усмехнулась, глядя на разошедшихся гостей. – Слыхал, как она меня честила? Я и змея, и стерва. Постой, они выжрут настойку, и я что-нибудь придумаю… Только бы Елена Ивановна не слегла с сердцем. Вот увидишь – если что-то случится, она обвинит не себя и настойку, а меня и снотворное – зачем, мол, дала?
– А кто Гришке запудрил мозги, кто? – срывалась на крик окончательно захмелевшая Елена Ивановна. Она била по столу кулаком, так что из неполных стопок выплескивалась рыжевато-бурая настойка. – Кто ему напел, что я от него Людку родила?! Он же поверил, сволочь, понимаешь, поверил! Я ж его переубедить никак не могла! Он же что вобьет себе в голову, то навек!
– Озверела, что ли? – возмущалась Анна Андреевна, нашаривая кепку и решительно водружая ее на голову. Она явно решила, что застолье приобретает опасный характер. – Ни в чем я его не убеждала – он сам так решил! А решил потому, что ты с ним до свадьбы гуляла, при живой жене!
– Врешь, паскуда!
– Да если б не было ничего – откуда бы он это взял? – ехидно разбила сопротивление собеседницы Анна Андреевна. При этом она предусмотрительно поднялась с табурета. – Не приснилось же ему… Ты, конечно, как мать, должна лучше знать, от кого Люда, а он считал по-своему. Из-за этого и с ножом на тебя кинулся, когда ты решила ее в Москву перевезти. Из-за чужого ребенка нож не хватают! Он с Людкой прощаться не хотел – как знал, что ты с ней сюда ездить не станешь!
– Чтоб у тебя язык отгнил! – от всей души пожелала ей Елена Ивановна, тоже вставая из-за стола. – Много ты знаешь, из-за чего он на меня с ножом кинулся!
– А если не из-за этого – тогда из-за чего?! – Старуха была почти у двери и уже нашаривала дверную ручку. – Он же тебя зарезать хотел, а по Людке случайно чиркнул. Тихий же был мужик, никогда в драки не путался, а тут вожжа под хвост попала! Из-за чужого ребенка, скажешь? Да ври кому другому, а я всегда говорила и теперь скажу…
– Н-на, падла! – И с этими вескими словами Елена Ивановна пустила в гостью опустевшей на две трети бутылкой. Та отшатнулась, но уберегла только голову. Бутыль попала ей в плечо, и старуха жалобно закричала. Марфа бросилась к Елене Ивановне, совершенно озверевшей и шарившей вслепую по столу в поисках другого метательного снаряда. В угрожающей близости от ее судорожно сжимавшихся пальцев блестел увесистый разделочный нож.
– Успокойтесь! Анна Андреевна, уходите! Не видите – она же не в себе! У нее дочь пропала, вот она и… Не сердитесь! – кричала Марфа, сдерживая бьющуюся в ее сильных руках женщину. – Димка, помоги!
Он подбежал, обхватил сзади Елену Ивановну, прижав ее локти к бокам, лишив свободы движений. Ее дергающееся тело оказалось жестким, жилистым и очень сильным. Двое молодых людей с трудом сдерживали эту хрупкую, болезненного вида женщину. А та кричала:
– Убирайся! Убирайся, или убью!
– Дрянью была, дрянью осталась. – Анна Андреевна, ощутив себя в безопасности, нарочито тщательно оправила свой выходной костюм, плотнее натянула кепку и изобразила напоследок светскую полубеззубую улыбку. – Твое счастье, что тебя вчера с нами не было – а то б я решила, что это ты Гришку отравила, как мужа, да, как мужа!
В ответ Елена Ивановна что-то прорычала и рванулась так, что ее едва удержали, но Анна Андреевна с легким победным писком уже выскользнула за дверь. За нею рванулись испуганные, прижавшие уши собаки, едва протиснувшиеся в щель – беглянка торопилась захлопнуть за собой дверь. Елена Ивановна рванулась в последний раз и, обмякнув, повисла на руках у Димы.
– Так я и знала, – сквозь зубы процедила Марфа, когда они дотащили женщину до постели и уложили, уже бесчувственную и разом отяжелевшую. – У нее приступ! Звони в «скорую»! Отлично начинается денек!