— Лучше бы он сперва позвонил мне.
— Вы бы согласились.
— Но успел бы предупредить вас, чтобы вы ее не волновали.
— А я и не волновала!
— Ну не знаю! — не сдавался Скотт. — Одно могу сказать: когда я заходил к ним часов в десять утра, Стелла крепко спала. Но проснувшись, по словам капитана, начала рыдать, скандалить и умолять, чтобы он разрешил ей повидаться с вами. А уж когда вы ушли, пришлось вызывать меня, и я застал ее черт знает в каком состоянии.
— В каком? — вскричал я. — Вы же нам ничего не объяснили! Будьте добры, расскажите подробней Дать вам бренди?
— Нет, спасибо. В каком состоянии? В точности как ребенок, на которого нет управы. Бегала по комнате в одном халате. Собой не владела совершенно. Кричала, что не хочет глотать таблетки, не хочет больше оставаться дома и не желает ехать к мисс Холлоуэй. Казалось, все внушает ей страх — и я, и комната, и дед. Когда он поднялся к ней со мной, она на него прямо набросилась. Бедняга был потрясен, слова не мог вымолвить. Я уверен, до сих пор она ни разу в жизни не смела ему грозить. А тут накричала на него, а потом ударилась в слезы. Боже, как я с ними измучился.
— Вы просто опоили ее снотворным, и она ничего не соображает, — заявил я.
Доктор огрызнулся:
— А вы бы хотели, чтобы она не пила лекарств и свихнулась?
— Но после ухода Памелы она спала?
— Да, три часа.
— И заснула без снотворных.
— Капитан говорит, что да.
— А проснулась в таком состоянии? Странно!
— Какая-то дьявольщина!
Я предпочел бы, чтобы Скотт выражался более осмотрительно.
— Главное, утром она же была само смирение, сама покорность.
Скотт кивнул:
— Да, я знаю. Просто непостижимо. Должен сознаться, что я в растерянности.