— Не латынь и не итальянский.
— Должно быть, испанский.
Я услышал тихое воркованье. Памела улыбалась.
«Да это же Кармел! — подумал я. — Кармел воркует с Мередитом. Заново переживает свою юность. Но вдруг она завладеет душой Памелы навсегда?»
Я повернулся к Ингрему:
— Это невыносимо! Разбудите ее сейчас же! Я не допущу, чтобы вы использовали мою сестру для своих несчастных исследований. Вы что, забыли? Кармел ведь маньячка, убийца!
Памела вскрикнула. От ее крика мы похолодели, а потом начала стонать, стоны сменились отчаянными рыданиями. Сердце у меня упало — этот безутешный плач мы так часто слышали в доме! Страх и холод сковывали меня, и тот же страх я прочел на лице Ингрема.
Внезапно Макс приоткрыл дверь. Он выглянул в холл и сейчас же плотно захлопнул дверь снова.
— Скорей, — заторопил он нас, — надо вынести отсюда Памелу через сад.
Однако снять засов на двери, открыть ее, а потом отпереть наружную ограду сразу не удалось. Пока я с этим возился, Макс и Ингрем подняли Памелу, вынесли ее в сад, через оранжерею внесли в гостиную и положили на диван. Памела перестала стонать и открыла глаза.
— Как вы себя чувствуете? Все благополучно? — спросил Ингрем, голос его дрогнул.
— Разумеется, — ответила Памела и тут же воскликнула: — Родди! Что с тобой? Ты бледный как смерть! Что случилось? Неужели у меня был обморок? Не может быть.
Теперь это был ее голос. Памела снова стала сама собой. У меня отлегло от души, но ноги меня не держали, и я упал в кресло. Ингрем проговорил:
— Слава Богу! — и вышел.
Памеле ответил Макс:
— Нет, у вас был не обморок, вы впали в транс. Памелу это сообщение чрезвычайно заинтересовало.
Макс принялся объяснять ей, что произошло. Она сразу воскликнула:
— Значит, я превратилась в Кармел?
— Но и Мери уже приближалась. Мы едва успели унести ноги из детской, — сказал я.
Памела схватила меня за руку: