— По-моему, эта ваша школа была довольно пуританской. Вы, наверно, радовались, когда уехали оттуда.
— Радовалась. Особенно вначале.
— А потом вам стало казаться, что Биддлкоум слишком далек от всего мира?
— Да, да! И разве это не глупо? Ведь, собственно говоря, что такое мир? Когда мы были у вас на новоселье, разве он был далек от нас? Наверно, мы носим мир с собой, куда бы ни поехали.
— Послушайте, — спросил я ее, — вы очень хотите прийти к нам в «Утес»?
Она подавила желание ответить сразу и помолчала, вопрос не отличался особым благородством. Ее ответ был весьма краток:
— Очень.
— А вы не думаете, что можно прийти, ничего не сказав капитану?
Она покачала головой.
— Это очень соблазнительно. Но боюсь, что тогда я начну дедушке лгать. Знаете, это ужасно, но я и так, когда волнуюсь, помимо воли вру ему, да еще как! Я просто не понимаю, откуда это берется, ведь моя мать была абсолютно правдива, кристально честна. Она ни разу в жизни не солгала.
— Я лично всегда предпочитаю вранью открытый спор.
— Значит, по-вашему, я должна сказать ему что иду к вам?
— По-моему, да.
Она сидела, устремив взгляд в пространство, большие глаза с длинными темными ресницами были печальны, выразительное лицо застыло. Я вдруг понял, что Стелла и в старости будет красивой. И еще понял, как легко эта кротость может перейти в смирение. Но Стелла подняла голову и сказала:
— Я тоже так думаю.
— Великолепно.
— Сегодня вечером я решу.
— Отлично. И если решение будет благоприятным, может быть, завтра вы придете к чаю?
— Но тогда ведь вы с мисс Фицджералд не будете знать заранее, приду я или нет.
— Если вы не боитесь застать Памелу в рабочих брюках и вас не пугает, что придется немного повозиться в саду, то это не имеет значения.