Поежившись, я вспоминаю мертвое тело, лежащее ничком на кровати, разметавшиеся по покрывалу развившиеся локоны…
– То есть Мария наказала сама себя за отравление невинного, на ее взгляд, человека? Интересно, а если бы задуманные ею убийства Деда и меня все-таки удались, и она получила бы заветное наследство, стала бы она тогда сводить счеты с жизнью? Мучила бы ее совесть тогда? – задаю я терзающий меня вопрос.
– Ох, боюсь, что нет, – отзывается Городецкий. – Думаю, она бы спокойно воспользовалась полученными через два ваших трупа деньгами для решения своих финансовых проблем.
– И это та самая девочка, которая когда-то не могла принять любую, даже малейшую фальшь? Возмущавшаяся тем, что связи Деда помогли ей поступить в университет, или тем, что за генерала пишет диссертацию его адъютант!
– Да, жизнь меняет нас порой до неузнаваемости, – задумчиво тянет слова детектив. – Знаешь, мне порой кажется, что люди – словно камни в гигантской дробилке. Они каждый день с грохотом сталкиваются друг с другом. Но если на одних от таких столкновений углы сбиваются, сглаживаются, и они все меньше ранят ими окружающих, то на других идут трещины, и от них откалываются куски, оставляя после себя острые края…
– А некоторые разрушаются совсем, – подхватываю я, снова вспомнив мертвую Марию, и с интересом смотрю на Антона. – Да ты прямо поэт! Оказывается, сыщики тоже способны мыслить аллегориями.
– А ты думаешь, у меня в башке только статьи Уголовного кодекса? – ухмыляется Городецкий, и в его голосе появляются мурлыкающие нотки. – Если хочешь, можем прямо сейчас заняться изучением моего богатого внутреннего мира…
– Э! Так нечестно! Ты еще не объяснил, кто пытался отравить Деда и подсунул мне пузырек с ядом, – возмущаюсь я.
– А это еще одна длинная история. И начинать ее придется с событий одиннадцатилетней давности… Итак, летом восемьдесят четвертого ты случайно стала свидетельницей непреднамеренного убийства генералом его жены. Сначала ты решила воспользоваться этой возможностью, чтобы выторговать себе избавление от регулярных унизительных телесных наказаний. Затем, чувствуя свою власть, начала требовать от своего деда все бо́льших уступок.
Мое поведение, озвученное другим человеком, со стороны выглядит особенно гадко. Ощутив накрывшую меня волну стыда, я закрываю лицо руками и глухо произношу сквозь пальцы:
– Ты, наверное, считаешь меня законченной мерзавкой.
Антон склоняет ко мне лицо и целует в волосы:
– Перестань заниматься самобичеванием. Я не собираюсь никого судить, тем более осуждать. Я не имею на это никакого права. Я знаю, что ты раскаиваешься в этом шантаже, вижу это по твоему поведению. Остальное неважно. Всё уже в прошлом.
Он еще раз чмокает мою макушку и, пытаясь отвлечь меня от самокопания, нарочито весело говорит:
– Похоже, тебе все-таки неинтересно, кто стоит за попыткой отравления на торжественном обеде…
Я тут же отнимаю ладони от лица и вцепляюсь в рукав его рубашки:
– Я тебя внимательно слушаю!
– То-то же! – поддразнивает меня Антон и возвращается к своему неторопливому повествованию. – Пораскинув мозгами, я понял, почему генерал боялся твоего шантажа. Ведь скрыть убийство его жены помог в свое время какой-нибудь патологоанатом, написав ложное заключение о причине смерти, то есть, остался свидетель и, возможно, не один, того, что дело было «замято». Советский генералитет, как и любая «кормушка» был подвержен интригам и подковерной борьбе, так что в любой момент, появись вдруг показания от генеральской родственницы о том, что на самом деле произошло убийство, то этой ситуацией вполне могли бы воспользоваться «соратники», «раскрутив» уголовное дело. Ну а почему он продолжал снабжать тебя деньгами и после выхода на пенсию? Не исключено, что он уже как-то свыкся с твоим шантажом – ведь это его не обязывало к слишком многому. Но тут у генерала случается серьезный сердечный приступ. Именно из-за этого напоминания природы о том, что старик не вечен, зашевелился твой брат, желая отхватить в качестве наследника бо́льшую часть генеральского добра. Он приставляет к Федору Семеновичу свою любовницу в качестве сиделки и вынуждает ее следовать своему плану – девушка должна влюбить в себя старика. У нее это получается. Старик не на шутку втюрился на старости лет и хочет бросить к ногам юной сирены все, что имеет.
– Да уж, эта Лида ему голову задурила!
– Генерал приглашает нотариуса и советуется с ним о том, как лучше оформить документ, которым он мог бы оставить все свое состояние сиделке. После этого ты случайно обнаруживаешь у него в кабинете черновик готовящегося завещания. Федор Семенович понимает, что ты никогда не позволишь ему распорядиться наследством в пользу Лиды, пока у тебя в руках козырная карта – твой шантаж. Ведь теперь он снова представляет для старика угрозу: ты можешь рассказать юной невесте, что ее жених убил свою первую супругу. Но!
ebooksa