Нож был свинцово тяжел. Волк свирепо скалился, так и норовил укусить. Сумасшествие…
– Я доверяю тебе, брат. Жизнь моя в твоей власти. Я сам себе вынес приговор, тебе осталось лишь его исполнить.
Я не заметил, когда в лесу стало темно. В ветвях елей тревожно выл ветер, ему вторили волки, Игнатовы друзья и свита. И сам он тоже был похож на волка, смертельно опасного… Жизнь его теперь в моих руках… нож острый… никто никогда не узнает…
– Нет! – Я выронил нож. – Не могу… Уходи. Игнат! Уходи и никогда больше не возвращайся!
– Подумай. – Он поднял нож. – Второй возможности остановить меня у тебя уже не будет.
– Уходи! – Я силился перекричать ветер и волчий вой.
Игнат медленно встал, сунул нож за пазуху.
– Я убью вас всех. Ты не оставил мне выбора, брат. Я вернусь, и ты пожалеешь об этом дне.
Он уходил, не оборачиваясь, а я смотрел ему вслед и думал, что жизнь моя никогда больше не станет прежней. По щекам моим катились горькие слезы…
Туча
Тот день должен был стать особенным, он расцветал в Тучиной душе тревогой и недобрыми предчувствиями. Что-то должно случиться. Если не прямо сейчас, то ночью. Что-то, чего невозможно избежать.
Отражение собственного страха Туча видел в синих Ксанкиных глазах. Она по-прежнему почти не разговаривала с ними, только с Дэном, но Туче не требовались слова. Ксанка так же, как и он сам, ждала и боялась. Туча попробовал поговорить с ней, утром специально пришел к Васькиному дому, ждал, караулил…
– …Тебе чего? – Она вышла не из двери, а из-за старой липы. Наверное, тоже караулила.
– Поговорить. – В обществе Ксанки он всегда терялся, становился совсем неуклюжим.
– Говори. – Она сорвала травинку, сунула в рот.
– Ты это тоже чувствуешь?
– Что? – Ксанка смотрела на него снизу вверх, лицо ее было безмятежным.
– Самая темная ночь…
– …Приближается.
– Да. Тебе нужно уехать.