Он не переспросил, даже не поинтересовался, откуда я о ней знаю. Значит, Алисия Хилл сказала правду.
— Зачем людям из Мумбаи нужна я? — Я киваю в сторону двери, не зная, как назвать тех, от кого сбегаю.
— Ты должна найти пропавший алмаз.
— Я что, лучший сыщик в Британии?
— Они были уверены, что ты алмаз найдешь.
— Как?!
— Не знаю, но за тобой даже в Лондоне следили.
— И ты, зная об этом?.. — Я мотаю головой, словно отгоняя кошмар. — Ты знал, что Сатри убьют?
— Нет.
— Лжешь!
— Догадывался.
— И при этом помог переправить его в Индию? Как и меня? Зачем, Эдвард, ради чего?
— Они обещали устроить Энни в клинику, вылечить ее, если я помогу вернуть Сатри в Индию. А потом… она стала заложницей, но я все равно верил, что Энни спасут.
— Эдвард, ты сознательно отправил на смерть человека, лишь надеясь, что кто-то отплатит помощью Энни?
— И сделал бы это снова, будь хоть один шанс из тысячи спасти Энни.
Его рука сжимает вынутую из кармана трубку так, что та разваливается на куски. Я с болью вижу, как сильный, несгибаемый человек плачет скупыми, жесткими слезами.
С пораненной ладони капает кровь, Ричардсон швыряет осколки трубки в сторону и с недоумением смотрит на окровавленные пальцы. Мне не просто жаль его, я сама чувствую невыносимую муку, потому что передо мной не тот Эдвард, которого любила Энни. Понимает ли это он сам? Едва ли…
— Энни тебе этого не простила бы. Это не любовь…
Ричардсон отвечает глухо и так жестко, что я содрогаюсь:
— Что знаешь о любви ты, застрелившая любимого человека, вместо того, чтобы помочь ему бежать? Я бы убил не одного Сатри, но тысячи других ради Энни. Предал и сжег весь мир, если бы это ее вернуло. Только это и есть любовь.