Тадж-Махал. Роман о бессмертной любви

22
18
20
22
24
26
28
30

И это не удивило бы отца, он всего лишь поручил сыну главного визиря Асаф-Хану найти чаровницу, вернее, проследить, с кем же тайно встречается на рынке его сын. Час назад Асаф-Хан повинился в страшном проступке своей дочери и спросил у падишаха, каким должно быть наказание девушки.

И тут Хуррам, который не подозревал, что перед ним внучка Итимада-уд-Даула и страшно обиделся из-за обмана с ее стороны, вдруг потребовал не наказывать красавицу. В глазах сына отец увидел любовь.

Он приказал уйти всем и пока молчать о случившемся. И теперь стоял и размышлял, как быть.

В комнате раздался легкий шум. Падишах резко обернулся, схватившись за рукоять меча. Такова жизнь правителя — почти всегда быть начеку, готовым к нападению и опасаться любого шороха. Во всяком случае, сейчас, когда уничтожены еще не все сторонники его старшего сына Хосрова, пытавшегося после смерти Акбара захватить трон. Джехангир сумел победить взрослого сына, Хосрова пришлось ослепить, но угроза осталась.

Но опасаться не стоило, к падишаху пришла единственная женщина гарема, которой никто не мог преградить путь почти в любое помещение, — королева Рукия, старшая жена, вернее, теперь вдова Акбара. Рукия чувствовала власть над Джехангиром по простой причине — она его воспитала, как после до тринадцати лет воспитывала Хуррама. У Рукии не было своих детей, и Акбар поступил по обычаю своего великого предка Тимура Хромого — отдал ребенка своей любимой жены Джодхи на воспитание Рукие.

Рукия научила принца Селима (Джехангиром он стал, получив трон) многому, в том числе пристрастила к кальяну с опиумом. Но научила и быть разумным, мудрым и очень расчетливым. В результате природных задатков и воспитания получилось невесть что. Новый падишах (а Джехангир сел на трон всего два года назад) шарахался от величайшей разумности и справедливости к таковой же жестокости и необузданной ярости. Он много думал и еще больше пьянствовал, пристрастился к опиуму и женщинам, хотя умел быть блестящим политиком.

И никто не знал, чего ждать от падишаха.

— Селим, я хочу поговорить с тобой.

Любого другого Джехангир немедленно вышвырнул бы вон, даже собственную мать Джодху, но не Рукию. Темные глаза этой красавицы, которую, казалось, не брало время, смотрели прямо в душу, отчего хотелось взвыть или… расплакаться.

— Зови меня Джехангиром, — только и проворчал падишах.

Он не сомневался, что Рукие известно о произошедшем с ее любимцем Хуррамом, — Рукие всегда известно все. Принца оскорбили, обведя вокруг пальца. Девчонка хотела посмеяться? Все осложнялось тем, что она внучка Гияз-Бека, «Столпа империи», в руках которого слишком многое в самой империи, и дочь Асаф-Хана — визиря, от которого тоже немало зависело. Расправиться с нарушительницей спокойствия означало обидеть ее отца и деда.

Потому появлению мудрой Рукии Джехангир даже обрадовался, уж она-то наверняка найдет выход из ситуации, придумает, как наказать эту девчонку, чтобы родственники не перешли на сторону врагов. Или сумеет договориться с ними.

— Хорошо, Джехангир, — согласно кивнула Рукия. Носовое кольцо, которое она продолжала носить, легко качнулось. — Девушку, в которую влюбился принц Хуррам, зовут Арджуманд. О том, что она внучка Гияз-Бека и дочь Асаф-Хана, ты уже знаешь.

— Да, в том-то и сложность.

— Почему сложность?

— Я не могу наказать эту дурочку, не обидев Гияз-Бека. Хотя Асаф-Хан сам попросил меня определить наказание. Терпеть не могу таких вопросов!

Рукия словно не заметила всех слов своего бывшего воспитанника, кроме одного, она усмехнулась:

— Дурочку? Ты помнишь, что купил на мина-базаре твой сын?

— Персидскую поэзию. При чем здесь это? Я знаю, что он влюбился, тем сильней вина этой девчонки.

Падишах начал раздражаться, но это нисколько не задело и не испугало его названую мать. Она не боялась гнева Джехангира, потому что знала, как его усмирить или направить его гнев в нужное русло.