«Лыжная палка», – вспомнила она и вцепилась в палку. Но та и не пошевелилась.
Нужно что-нибудь острое, металлическое. Должно же здесь быть что-нибудь!
Сэм стянула рукавицу зубами. Новая капля упала на лоб. Поскребла снег пальцами. Холодные крупинки падали на лицо, попадали в глаза. Защитные очки, должно быть, слетели, внезапно она пожалела, что потеряла их. «А может быть, они их найдут? Может быть, они найдут их, даже если не найдут меня?
И опознают по моим очкам».
Рука замерзла. Сохраняй тепло! Она с трудом подергала лыжную палку туда-сюда, но палку заклинило. Она закрыла глаза, потыкала кулаком снег над головой, прислушиваясь к мягким звукам своих ударов. Приятно производить хоть какой-нибудь шум. Разорвать эту мрачную тишину.
А можно ли дышать сквозь лед? Сколько вообще воздуха в ее распоряжении?
Она услышала легкий шум, словно горсточкой гальки швырнули в окно. Прямо над ней.
Ее сердце так и запрыгало. Они нашли ее. Нашли!
А потом – ничего. Только какое-то слабое эхо. Это могли быть чьи-то шаги в нескольких ярдах отсюда, а может быть, взрыв на довольно большом расстоянии.
В гневе и отчаянии она молотила кулаками по снегу, прикрыв глаза от сыплющейся ледяной крупны. Снег вроде бы чуть-чуть поддался, или, может, показалось? Она ударила в снежный потолок изо всех своих сил, и внезапно ее рука пробилась насквозь. Снег потоком посыпался на лицо, в рукава. Она вытерла лицо и открыла глаза.
Солнечный свет.
Ослепительно-белый солнечный свет.
Она уставилась на него через эту маленькое отверстие, чуть побольше ее кулака.
– Эй! Помогите мне!
Солнечный свет просачивался в ее снежную могилку, и теперь она могла поглядеть вокруг себя.
Оказывается, она не одна. Кто-то есть еще, здесь, вместе с ней.
Мертвенно-бледная красноватая глазница невидяще уставилась на нее сквозь щелочки-прорези в перепачканном кровью капюшоне. В считаных дюймах от ее лица. И пока она смотрела, еще одна капелька крови упала из глазницы ей на щеку.
Она пронзительно вскрикнула. Потом еще.
Лицо Андреаса в капюшоне торчало из свода этой могилы всего в нескольких дюймах над ней, словно уродливая горгулья из водосточной трубы готического собора. Рот приоткрыт в искривленной улыбке, глазница с любопытством выставилась на нее, видит теперь столько же, что и его нормальный глаз, который пристально и безучастно смотрел на нее из своей щелки, смотрел не двигаясь и не мигая.
О боже милостивый, нет. Нет.