— Ни в коем случае. Просто я держу пари, что ты не знаешь, чье лицо изображено на полтиннике.
— Ну ладно, умник: это Томас Джефферсон.
— Ты ошибся.
— Да неужели?… Ну и что с того?
Вытащив бумажник, я извлек из него сложенную полусотенную, которую ношу при себе на крайний случай, например — для непредвиденной взятки, и поднял так, чтобы он увидел ее достоинство.
— Мне показалось, тебе захочется глянуть на счастливчика-президента.
Мойщик окон кашлянул и моргнул.
— Ты что, чокнутый, или как?
— Сколько тебе платят? — продолжал я. — Не стесняйся, выкладывай. Надеюсь, это не секрет?
— Четыре пятьдесят в час, благодаря профсоюзу.
— А не слабо сделать в десять раз больше? Благодаря мне?
— Ну ты даешь! А что я должен сделать за эти бабки?
— Дай мне на часок свой костюм и прогуляйся. Спустись вниз и купи себе пива.
Он почесал макушку, словно она нуждалась в дополнительной полировке.
— Сдается, ты все же чокнутый. — В голосе его слышалось явное восхищение.
— А тебе не все равно? Мне всего-то и нужно — твоя упряжь и никаких вопросов.
Сделаешь полсотни, посидев часок на своей заднице. Ну как, согласен?
— Идет. Заметано, приятель. Если хочешь выложить бабки — я беру.
— Вот и умница.
Мойщик окон кивком позвал меня за собой и отвел в конец коридора, к узкой дверце рядом с пожарным выходом. Это был шкафчик для обслуживающего персонала.