Вепрь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Про барона и доктора.

— Ах, вот мы о чем? И какая же сорока принесла вам на хвосте информацию?

— Сорока? — Я невольно усмехнулся. — Очень вы проницательны, друг мой.

В который уж раз моя беспечность обернулась трагедией. Впрочем, не стоит забегать.

— Про доктора, значит. — Лицедей Паскевич, будто набравшись решимости, обнял меня за талию. — Ладно. Открою вам карты. В хайларском гарнизоне был наш человек. Доктор Григорьев. В задание его входила дискредитация барона и вообще белого движения. Он должен был вызвать мятеж среди ассирийцев, бурят и прочего сброда, обманутого Унгерном. Миссия доктора, к сожалению, провалилась. Расстрелян военно-полевым судом по приказу барона. Увековечен.

Чем и где "увековечен" вышеназванный миссионер, Паскевич не сообщил.

— Так это не Белявский? — разочарование мое было столь искренним, что бывший чекист расхохотался.

— Ох, вы меня удивляете, молодой человек! — Ключ в его пальцах, обтянутых замшевой перчаткой, долго не мог найти замочную скважину. — Ох, вы меня удивляете! Ох…

Он вдруг схватился за бок.

— Еще и почки, — произнес, отдышавшись, Паскевич. — Еще и почки. У вас почки здоровые?

— Не жалуюсь.

— Это пройдет! Однако поторопимся!

Духовые инструменты были свалены в кучу посреди каморки с ободранными сырыми обоями. Инструментов там хватило бы на сводный военный оркестр. В поисках бубна Паскевич минут пять гремел медными трубами, литаврами и тромбонами. Наконец он извлек из развала фамильную реликвию Белявских. Бубен выглядел примерно так же, как он был описан в "Созидателе". С невольным трепетом я взял его в руки. Да. Это был он.

— Колотушку не желаете?

— Колотушку?!

Паскевич подал мне колотушку от большого барабана, похожую на учебную противотанковую гранату.

— Сподручнее пыль веков из экспоната выколачивать, — пояснил он, вытирая ладони ветошью. — И звук дальше распространяется. Небось кабан тоже глуховат. Не первой молодости кабан. Между нами, они вообще от рождения на ухо туги. Свойство организма.

В смущении я сунул колотушку за пазуху и, не простившись, вышел из каморки.

— Счастливой охоты! — крикнул мне вслед заведующий.

"Вот сукин сын, — подумал я, прижимая к груди магическое произведение кустарного промысла. — Все знает".