Вепрь

— Видно, судьба твоя такая, танкист, — объяснял я, связывая обмякшего Тимофея проводом, найденным все на тех же стеллажах. — Когда-нибудь эти будильники тебя доконают. Тебе спать надо в шлемофоне.

Проверив узлы на запястьях и щиколотках незадачливого соглядатая, я для надежности еще и прикрутил его к ножке слесарного стола.

Паскевич

Я живым не сдамся! — приведенный в чувство полуведром холодной воды, за которым мне пришлось понять на кухню, Тимоха выпучил глаза.

— А ты мертвым сдайся, — посоветовал я, присаживаясь рядом на корточки. — Никеше, Плахину Коле сдайся, детишкам всем, сколько их на твоей гнилой совести.

Он стал затравленно озираться.

— Тем более ты ведь слышал: я пленных не беру. Весь поселок в курсе. — Вытряхнув из пачки сигарету, я раскурил ее.

— Прижигать будешь?!

— Угадай с двух раз.

Тимоха заскулил.

— Дурак ты, кантемировец.

"Когда его, интересно, хватятся? — размышлял я, глядя на мокрого танкиста. — Час от силы. Тем паче, если сам Паскевич его сюда снарядил после отъезда коллег. О существовании тайника мерзавец Тимоха теперь знает. Не убивать же его, в самом деле. Убивать — так зоотехника Белявского. Иначе это никогда не закончится. Только вперед его найти надо. И не откладывая".

Окурок зашипел во влажном пустом ведре. Отодвинув мешки, я достал "Вальтер" и гранаты. ППШ оставил на месте. Обращаться с ним я все равно не умел. Рассовав обе гранаты и запасную обойму по карманам пуховика, я осмотрел пистолет.

— Не стреляй! — Тимоха дернулся и на одном дыхании отбарабанил закладную: — Степка убивал! Он сержант, как в военном билете! Я только порошок в чай сыпанул участковому! Я что, знал про яд?! Мне сказали, я и сыпанул. Не от себя! Ты бы не сыпанул за четвертак, если снотворное? Пацанов — тоже для науки! Бабы еще народят!

— Нож ты у егеря свистнул? — перебил я его излияния.

— Кого?! — Тимофей, словно черепаха, втянул голову.

Наклонившись, я выдернул штык из-за голенища его провонявшего лошадиным потом валенка. Штык был в кожаном чехле.

— Нож за нож. — Штык перекочевал во внутренний карман моего пуховика. — Твой кортик найдут между лопаток Паскевича. Коль скоро вы подставили майора…

Я осекся. Опять проклятая рифма вылезла. Танкист, чуждый поэзии, ждал продолжения. Ухо его, повернутое ко мне, шевельнулось. Он еще и ушами шевелил, мерзавец. Успех, наверное, имел в школе. Ириски у новичков на спор выигрывал. Впрочем, откуда в Пустырях было взяться новичкам?

— Сержант приказал! — Мое зловещее молчание повергло Тимофея в совсем уже панический ужас. — Говорил ему: "Дорогая вещь! Лучше хлебный взять!" Так он же, дьявол, упрямый, как моя Гусеница. "Хлебных полно! Даже у Дуськи есть! Поди доказывай после"!