— А меня в шпионы возьмете? Я по телевизору видел. Одни из любви к искусству, другие за бабки.
— Бабки, детки. Пойдем-ка лучше к каналу.
— К какому каналу?
— К Канонерскому. А на что бы ты деньги потратил?
— У меня мечта есть.
— Ну, изрекай.
— Я «Смирновскую» хочу попробовать.
— Чего?
— Ничего. Я «Ливиз» не могу больше пить. Он у меня в горле стоит.
— Ты что? Пить продолжаешь?
— Да ну. Изредка. Грамм по сто.
— Коля, дружок! Ты что, хочешь «Смирновской» водки? Ни жвачки, ни мороженого?
— Жвачку оставьте для телков.
Они спустились к воде по надкушенному временем бетону. И чугунное литье ограды. Тополя сверху. Набережная. Когда-то остров знавал лучшие времена, а теперь — видал виды. Паромчик, пограничники. Моряки без тоски в глазах и девки…
Безухов Коля, жертва колдовства и черного нала, лени и тупости, вдруг схватился за голову, присел, завыл.
— Паром. Паром…
— Какой еще паром, Коля? Что за паром?
— Видел тогда. Когда до сорок четвертого дома дошел, был я у канала. Потом забыл. А забыл — потому что страшно.
— Что страшно, Коля? Ты не бойся! Мы сейчас усиленный наряд с автоматами…
— Что ты несешь про наряды, Зверев. Тебя же нет. Ты труп.