Майя почти рассердилась. Мне очень хотелось, чтобы так и произошло, однако она лишь обхватила руками колени и продолжала смотреть на пустую известняковую скорлупу галереи Лилиан.
— Нет, я не хотела, чтобы ты это сказал, — ответила Майя.
— Тогда что? Ты все еще считаешь, что я должен поверить, будто смерть моего отца не связана с последними событиями? И фотографии Холкомба — это совпадение? Ты хочешь, чтобы я обо всем забыл?
Она покачала головой.
— Я думаю о билетах на самолет.
Теперь пришел мой черед удивляться.
— Билеты? Ты имеешь в виду множественное число?
Майя взяла веточку пекана и ткнула в известковый раствор между каменными плитами. Веточка оказалась такой сухой, что тут же рассыпалась в пыль.
— Не имеет значения, — сказала она.
— Господи, Майя.
Она кивнула.
— Ты же знаешь, я не могу уехать из Сан-Антонио.
— Ты никогда и не уезжал, — сказала она. — В этом все дело.
— Вздор.
Я попытался поверить самому себе, у меня ничего не получилось, и я разозлился еще сильнее. Мимо прошла группа мексиканцев, обсуждавших удачные выходные и покупки. Они улыбнулись нам. Но ответных улыбок не дождались.
— Ладно, — сказал я Майе. — Ты хочешь, чтобы я себя дерьмово чувствовал из-за нас с тобой. Что ж, мне дерьмово. Но я не просил о поддержке.
— Однако ты не отказался от моей помощи вчера вечером, — сказала она. — Тебе бы следовало подумать, почему.
Между двумя предложениями ее глаза превратились в сталь. Впрочем, выражение моего лица тоже нельзя было назвать мирным. Я принялся считать полосы света, наблюдая за машинами, проезжавшими по Нуэва.
— Значит, уезжаешь? — спросил я.
— Трес… — Майя закрыла глаза. — Почему ты остаешься?