— Черная стена из гранита? — спросил Свят, и Илья утвердительно кивнул. — Струи воды? Всем одно и то же?
Свят осмотрелся, ткнул кулаком в мягкую обивку спинки стула, вдруг схватил его и шмякнул об пол. Стул подпрыгнул, отскочил и замер.
— Все это происходит совсем в другом месте, — сказал Свят.
— Как это, где?
— В нашем сознании. Слишком уж много преобразований вещества. Слишком большая затрата энергии. Я думаю, если они умеют вмешиваться в наши мозги, читать наши мысли, то проще им было сгенерировать нам какие-то галлюцинации, чем выстраивать все это. Больничную палату тебе, да и комнату… — Свят огляделся. — Просто-напросто ничего этого нет. И мы, на самом деле, совсем в другом месте.
— Браво! — вдруг раздался голос, непонятно откуда.
Все трое подняли головы.
— Я не снаружи, а внутри, — продолжал Голос. — Действительно, внутри каждого из вас.
Люди-ящеры
Пауза длилась долго, секунд двадцать. Все трое молчали, почему-то подняв головы. Настя подумала: с каких пор началась эта галлюцинация? Например, была клеть, спустившая их в шахту, но не было лифта, который доставил их дальше? А может быть, галлюцинацией является значительная часть ее жизни вообще?
Настя вдруг подумала, что неспроста по стенам бежит вода, и она слышит журчанье. Может быть, она сейчас сидит на берегу реки, и весь этот пазл снова опадет, и за вторым его слоем возникнет круглая полянка, а на круглой полянке ее родители хлопочут у костра, и сейчас — год от рождества Христова тысяча девятьсот шестьдесят пятый?
Голос, наконец, зазвучал снова:
— Вы под землей, в шахте. Клеть и вправду есть, но нет никакого лифта. Женщину завалило породой. Она была мертва. Мы оживили ее.
Нет, увы. Эта реальность существует. И шахта, и отвратные существа в шахте, и вся ее долгая, одинокая жизнь, и гибель родителей, и гибель страны, в которой она жила. Взорвать бы все это, перемолоть, переменить. Закрыть глаза здесь, а открыть где-нибудь там, там… Что он такое говорит? Голос, который продолжал что-то объяснять, вновь переместился на передний план и стали понятны, замещенные было потоком ее собственных мыслей слова:
— …к счастью, у нее не был поврежден головной мозг…
— Что ты сказал? — встрепенулась Настя. — Головной мозг?
Она вдруг почувствовала знакомое истечение злобы и отчаяния по ложбинке спины. Как всегда в такие моменты, она была готова на любой, даже самый рискованный поступок, как всегда, ей в голову пришла неожиданная, решительная мысль.
Она протянула Святу руку ладонью вверх:
— Дай мне пистолет.
Свят не спросил, зачем, и — как подобает настоящему ковбою — просто вытащил его из-под мышки и протянул. Настя взяла оружие, отметив, что этот значительно тяжелее серебристого, который пропал у нее после лазарета, как и все остальные вещи.